автореферат и диссертация по психологии 19.00.05 для написания научной статьи или работы на тему: Межкультурные различия представлений о сексуальности у русских и финнов

Автореферат диссертации по теме "Межкультурные различия представлений о сексуальности у русских и финнов"

На правах рукописи

Чернецкая Ольга Вячеславовна

МЕЖКУЛЬТУРНЫЕ РАЗЛИЧИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О СЕКСУАЛЬНОСТИ

У РУССКИХ И ФИННОВ

Специальность 19.00.05 - Социальная психология (психологические науки)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата психологических наук

Москва - 2006

Работа выполнена на кафедре социальной психологии факультета психологии Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова

Научный руководитель: доктор психологических наук, профессор

Стефаненко Татьяна Гавриловна

Официальные оппоненты: доктор психологических наук, профессор

Марцинковская Татьяна Давыдовна;

кандидат психологических наук, доцент Первышева Елена Витальевна.

Ведущая организация - Московский гуманитарный университет

Защита состоится 2006 года в ^^"^"^асов на заседании диссертационного

совета Д 501.001.95 в МГУ им. М.В.Ломоносова по адресу: 125009, Москва, ул. Моховая, дом 11, корпус 5, аудитория

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке МГУ им. М.ВЛомоносова. Автореферат

Ученый секретарь

диссертационного совета , У Карабанова О.А.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. В современном мире темы, касающиеся пола, гендера, сексуальности поднимаются все чаще. В основном массив информации по сексуальной проблематике содержится в публичной сфере. При этом многие общие утверждения, носящие гипотетический характер, делаются с безапелляционностью якобы установленных медициной конечных истин. Однако социальное знание о сексуальности, включающее в себя многие «медицинские факты» — одна из тех областей, которые подвержены сильному культурно-историческому влиянию, а, следовательно, должны быть приняты к рассмотрению в социальной психологии вместе с социальным контекстом их возникновения.

Выбор темы исследования был связан с необходимостью концептуального прояснения и теоретического анализа социального знания о сексуальности. Интерес к проблематике стимулировался существующим в настоящее время противостоянием представителей медицинской сексологии и сексопатологии, не признающих культурно-исторический релятивизм, идеологическую нагруженность имеющегося знания о сексуальности, и социальных психологов, подчеркивающих его социальный характер, общественную обусловленность. Знание о сексуальности, продуцируемое в рамках медицинской сексологии, отличается ссылками на биологическую целесообразность и сводится к основным положениям биологического эссенциализма (Социальные и клинические проблемы сексологии и сексопатологии, 2002; В.В.Криштапь, С.Р.Григорян, 2002). При этом не используется арсенал процедур научной саморефлексии, позволяющий выявить культурно-историческую относительность и идеологическую нагруженность социального знания о сексуальности, которым владеет и который в настоящее время интенсивно развивается в социальной психологии (Г.М.Андреева, 2005; К.Герген, 1995; Т.П.Емельянова, 2006; И.С.Кон, 1997; 1999; Р.Харре, 1995; Е.В.Якимова, 1996, 1999). Научное знание, на которое опирается медицинская сексология, не соответствует запросам современного общества, тенденциям роста общественной толерантности, терпимости к инаковости человека, в том числе и сексуальной. Подход медицинской сексологии к практической работе становится непродуктивным, а временами даже наносящим вред, так как патологизирует многие сексуальные проявления. Опасность невнимания медицинской сексологии к наработкам социальных наук заключается также в отсутствии квалифицированной психотерапевтической при избыточной фармакологической помощи в случае проблем, связанных с сексуальностью.

Область сексуальности — во многом социальна, сексуальные отношения между людьми строятся на социальной почве, поэтому необходим анализ не столько медицинской, сколько социально-психологической стороны вопроса. При этом задача социальной психологии — изучение не столько реальных социальных отношений самих по себе, сколько их отражения в сознании людей, то есть анализ существующего социального знания в области сексуальности.

Необходимо также учитывать, что в современном мире растет число межнациональных контактов, в том числе и браков. Часто соседские отношения между странами, как в случае России и Финляндии, включают в себя разнонаправленные волны миграции, а при «перемешивании» населения присутствуют и сексуальные взаимоотношения. Трудности между партнерами возникают как из-за незнания особенностей сексуальной сферы представителя другой культуры, культурных различий, так и из-за сложности вербализации интуитивно знаемых особенностей своей культуры. И здесь социальная этнопсихология со своим методологическим аппаратом выполняет важную задачу рефлексии, выявления и прояснения существующих межкультурных

различий и культурных особенностей сексуальности и социального знания о ней. Получаемая таким образом в этнопсихологии информация оказывается полезным для более глубокого понимания представителями различных культур как друг друга, так и особенностей собственного знания о сексуальности, что, безусловно, влияет на повышение качества партнерских отношений. Межкультурная зона сама по себе - интересный контекст исследования, так как многие социальные представления, неявно предполагаемые и некритично разделяемые представителями одной культуры, становятся очевидными при столкновении с представлениями другой культуры (А.Роткирх, 2002).

Итак, актуальность темы определяется необходимостью осмысления социального, в том числе культурно-исторического, базиса обыденного, повседневного знания о сексуальности. Межкультурный разрез способствует проявлению тех феноменов, которые внутри родной культуры являются неявно предполагаемыми, а, следовательно, нерефлексируемыми.

Основные понятия. В работе используется понятийный аппарат дискурсивной психологии. При этом сексуальный дискурс понимается как вид дискурса. Выделяются интерпретативные репертуары, которые в дискурсивной психологии рассматриваются как аналог социального знания, однако используемого в коммуникативном взаимодействии в повседневной практике людей как дискурсивное устройство, содержащее стилистические обороты, специфические грамматические конструкции, лингвистические метафоры, часто организуемые вокруг зрительных образов, (Т.П.Емельянова, 2006; Л.Филлипс, М.В.Йоргенсен, 2004; М.ВШщ, 1991; У.Вшт, 2004; С.М.&1ЬеЛ, М.Ми1кау, 1984; Д.РоПег, М^еЛегеИ, 1987).

Цель исследования состояла в выявлении социального знания о сексуальности как сексуального дискурса в коммуникативном взаимодействии на границе финской и русской культур. Предметом теоретико-эмпирического исследования являлись интерпретативные репертуары сексуального дискурса, конструируемого в процессе коммуникативного взаимодействия между людьми, находящимися на стыке русской и финской культур.

Объектом исследования стали понимаемые как дискурсивная репрезентация коммуникативного взаимодействия, во-первых, тексты глубинных интервью на тему сексуальности и секса, проведенных с живущими в Финляндии иммигрантами из России с различным сроком пребывания в финской культуре и с разным уровнем выраженности русской и финской этнических идентичностей, и, во-вторых, тексты экспертных интервью, проведенных со специалистами в области социологии и культур-антропологии. Основные задачи исследования:

1. Анализ и обобщение основных научных подходов, теоретических моделей социального знания о сексуальности, как специфичных для социальной психологии, так и возникших в рамках социологии, сексологии и др. дисциплин.

2. Обоснование методологических принципов конструкционистского подхода и дискурс-анализа при исследовании социального знания о сексуальности.

3. Разработка программы эмпирического исследования социального знания о сексуальности: конструирование глубинного интервью, апробирование процедуры дискурс-анализа.

4. Выявление дискурсивных средств и конструкций, используемых людьми в коммуникативном взаимодействии о сексуальности, прояснение их особенностей в условиях межкультурных контактов.

Гипотезы. Цель, предмет и теоретико-методологические основы исследования определили постановку двух основных гипотез, на основании которых сформулированы конкретные гипотезы-следствия.

Первая гипотеза:

Различия конструируемого сексуального дискурса зависят от контекста коммуникативного взаимодействия и функций, выполняемых им в этом контексте. Гипотезы-следствия:

1. Субъективный сексуальный дискурс конструируется в контексте близких доверительных отношений при помощи использования персонализированного языка, отражающего телесные, чувственные и эмоциональные переживания.

2. Экспертный сексуальный дискурс конструируется в контексте публичных отношений при помощи использования позиции отстраненного наблюдателя, формулирования скриптов, построения категоризации.

Вторая гипотеза:

Сравнение своей и чужой культур, конструируемое в дискурсе, проблематизирует нерефлексируемые сексуальные практики родной культуры. Гипотезы-следствия:

1. Конструируемые в сексуальном дискурсе сексуальные практики чужой культуры подвергаются моральной оценке с выстраиваемым на ее основе обвинением.

2. Конструируемые в сексуальном дискурсе сексуальные практики родной культуры подвергаются моральной оценке с выстраиваемым на ее основе оправданием.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Характер дискурсивного взаимодействия о сексуальности, выбор и использование интерпретативного репертуара определяет и определяется коммуникативной дистанцией, устанавливаемой партнерами. При этом партнеры путем вариации интерпретативных репертуаров конструируют приемлемую для каждого дистанцию с использованием дискурсивных средств.

2. Использование ассоциированного интерпретативного репертуара при дискурсивном взаимодействии о сексуальности характерно для ситуаций с устанавливаемой партнерами малой коммуникативной дистанцией. Ассоциированный интерпретативный репертуар выполняет функции конструирования ситуации сопереживания чувств, телесных ощущений, создания контекста «телесного» доверия между партнерами.

3. Использование экспертного интерпретативного репертуара при дискурсивном взаимодействии о сексуальности характерно для публичных по характеру ситуаций, не предполагающих межличностного доверия и сближения. Функции экспертного интерпретативного репертуара — конструирование, демонстрация социальной дискурсивной позиции партнеру по коммуникативному взаимодействию, увеличение и поддержание коммуникативной дистанции.

4. В условиях межэтнического контакта коммуникативное взаимодействие о сексуальности осуществляется с использованием преимущественно экспертного интерпретативного репертуара, при этом основной становится его функция конструирования социальной позиции.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые в российской социальной психологии:

• в исследовании использованы методология социального конструкционизма и как следствие, методический подход дискурсивной психологии, который опирается на нее;

• предпринята попытка синтеза теоретических конструкционистских построений, предложенных в культур-антропологических, феминистских и социально-психологических исследованиях;

• специально для исследования апробирован подход дискурсивной психологии, необходимый для выделения сексуального дискурса, его функций, а также для понимания самой ситуации интервью как взаимодействия;

• предпринята попытка изучения социального знания о сексуальности как дискурса, конструируемого в процессе межличностного коммуникативного взаимодействия между партнерами;

• теоретически и эмпирически обосновано единство дискурсивно конструируемого социального знания о сексуальности и самого объекта этого знания. Выделены варианты дискурсивного взаимодействия о сексуальности, которые обозначены как ассоциированный и экспертный интерпретативные репертуары, выявлены коммуникативные ресурсы, используемые для построения сексуального дискурса: формулирование скриптов, конструирование категорий членства, использование оценочных практик, моральных оценок;

• показано, что использование различных дискурсивных ресурсов в коммуникативном взаимодействии о сексуальности выполняет функцию установления и регулирования коммуникативной дистанции между партнерами;

• предпринята попытка выявления существующих межкультурных различий социального знания о сексуальности, конструируемого в коммуникативном взаимодействии.

Теоретическое значение диссертации состоит в том, что в ней использован конструкционистский подход к исследованию социального знания о сексуальности. Сексуальная феноменология рассматривается в рамках социальной психологии как знание, дискурс, который конструируется в повседневном коммуникативном взаимодействии, возникающем между людьми. Сексуальный дискурс концептуализируется как вариативный, выполняющий определенные функции в коммуникативном взаимодействии. Вводится предположение о том, что дискурсивно выстраиваемое сравнение межкультурных различий социального знания о сексуальности позволяет проблематизировать нерефлексируемые практики собственной культуры. Исследование способствует более глубокому пониманию обыденного разговора о сексуальности, того, каким образом строится коммуникативное взаимодействие о сексуальности между партнерами, как сексуальный дискурс используется в повседневности.

Практическая значимость исследования определяется тем, что знание и учет социально-психологических закономерностей построения коммуникативного взаимодействия о сексуальности между партнерами в различных условиях может способствовать прояснению и совершенствованию социальных и межличностных отношений, в частности, при взаимодействии индивидов с психотерапевтом, врачом, социальным работником, при построении обучающих программ, направленных на сексуальное просвещение, при взаимодействии с потерпевшими от сексуального насилия в системе правосудия.

Особое направление возможного практического применения результатов работы представляет использование их в практике межкультурного взаимодействия, так как в

современном мире осуществляется множество межкультурных, в том числе и сексуальных контактов, заключаются межнациональные браки. На границах культур, при переходе человека из одной культурной среды в другую одним из аспектов адаптации является знакомство с социальным знанием о сексуальности, поскольку остро встают проблемы идентичности, не только этнической, но и гендерной и сексуальной. Таким образом, полученные данные могут быть использованы для построения программ тренингов, направленных на облегчение вхождения человека в инокультурную среду.

Данные исследования полезны для учебного процесса, так как развивают одно из методологических направлений современной социальной психологии — дискурсивной психологии. Предложенные методические приемы могут быть использованы при построении исследований других видов социального знания.

Теоретико-методологические основы работы. Теоретической предпосылкой исследования послужил конструкционистский социально-психологический подход (Г.М.Андреева, 2003; К. Герген, 1995; Т.П.Емельянова, 2006; С.Московичи, 1995; Р.Харре, 1995; Е.В.Якимова, 1996, 1999; V.Burr, 2004; J.Potter, M.Wetherell, 1987), предлагающий собственный аналитический аппарат для переосмысления накопленного знания о сексуальности. Согласно этому подходу социальное знание о сексуальности, во-первых, исторически и культурно детерминировано (И.С.Кон, 1997, 1999; М.Фуко, 1996, 1998; V.L.Bullough, 1976; J.Boswell, 1990; A.Fausto-SterIing, 2000; G.H.Herdt, 1984; T.Laqueur, 1990), и, во-вторых, конструируется в повседневной практике (P.Carter, 1996;

G.Darke, 1996; A.Edwards, 1996; J.Potter, S.A.Speer, 2000). Основой конструкционистского подхода при исследовании сексуальности стали культур-антропологические, исторические, психологические, социологические исследования, ставящие под сомнение этноцентризм европейско-американской культуры и утверждающие многообразие возможных форм и вариаций сексуальности (М.Мид, 2001; R.Connel, G.Dowsett, 1999; G.Herdt, 1994; G.Rubin, 1999; W.B.Turner, 2000; C.S.Vance, 1989). Методологической основой работы выступил предлагаемый в дискурсивной психологии подход, согласно которому социальное знание о сексуальности рассматривается как конструируемое в разнообразных текстах, или дискурсах, в процессе коммуникативного взаимодействия. При этом конструируемый сексуальный дискурс выполняет коммуникативные функции в обыденной повседневной практике (Л.Филлипс, М.В.Иоргенсен, 2004; H.Garfinkel, 1967; J.Potter, 2000; J.Potter, A.Hepbum, 2003; J.Potter, M.Wetherell, 1987;

H.Sacks, 1992; D.Silverman, 1993).

Методы и достоверность полученных результатов. Исследование проводилось с помощью глубинных полуструктурированных интервью на тему секса, сексуальности, которые фиксировалось на аудио-носители. Интервью подвергались транскриптированию, а полученные тексты, понимаемые как дискурсивная репрезентация коммуникативного взаимодействия, рассматривались в качестве объекта исследования. Полученные таким образом дискурсивные материалы в дальнейшем подвергались процедуре дискурс-анализа.

Достоверность и обоснованность выводов, сделанных в работе, обеспечивались методологической платформой программы исследования, использованием методов, адекватных предмету, задачам и гипотезам, осуществлением специальных процедур верификации, разработанных в дискурсивной психологии и методологии качественных исследований. Апробация работы проведена на заседании кафедры социальной психологии факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова. Материалы диссертации докладывались и обсуждались на проектной конференции "Другие русские" ("Contrasting Russian Others") (Хельсинки, 2003 г.),

всероссийской конференции "Психология и ее приложения" (Москва, 2001 г.), международной конференции "Психология XXI века" (СПб, 2002 г.), международной конференции «Женщина в гражданском обществе: история, философия, политика» (СПб, 2002 г.). Материалы исследования отражены в публикациях, а также в программе спецкурса «Психология сексуальности» для студентов факультета психологии Института бизнеса и политики г. Москвы.

Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы, включающего 230 наименований, из них 170 на иностранных языках, приложений. Объем основного текста диссертации составляет 156 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность проблемы, раскрываются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, определяются цель, задачи, объект и предмет исследования, формулируются гипотезы и положения, выносимые на защиту. В первой главе анализируются основные теоретические подходы к исследованию сексуальности в социологии, психологии и сексологии, в частности эссенциалистский и конструкционистский подходы (V.Burr, 2004; R.Connel, G.Dowsett, 1999; C.S.Vance, 1989, 1999). Показано, что в медицинской сексологии проблема сексуальных отношений традиционно рассматривается с точки зрения эссенциалистской традиции, вследствие чего не учитывается культурно-исторический, социальный контекст имеющихся знаний (Социальные и клинические проблемы сексологии и сексопатологии, 2002; В.В.Кришталь, С.Р.Григорян, 2002). Вместе с тем, в исследовании области сексуальности весьма велики возможности конструкционистского подхода, с недавних пор развиваемого в рамках социальной психологии и имеющего глубокие методологические корни и мощный аналитический аппарат (П.Бергер, Т.Лукман 1995; К.Герген, 1995; С.Московичи, 1995; Р.Харре, 1995; R.Harre, G.Gillet, 1994; R.Harre, P.Stearns, 1995).

В первом параграфе рассматриваются две методологические базы, на которые опираются теоретические подходы к изучению сексуальности: эссенциалистская и конструкционистская. Приводится критика эссенциалистской методологии с позиции конструкционизма (М.Фуко, 1996;

C.S.Vance, 1989, 1999). Обосновывается применимость положений конструкционистского подхода как с точки зрения проблематики социального знания о сексуальности, так и с точки зрения методологии социальной психологии, при этом сексуальные отношения рассматриваются как подвид отношений социальных.

В диссертации прослеживается существующий острый спор между двумя взаимоисключающими теоретическими подходами. Основной идеей эссенциалистского подхода является представление европейско-американского варианта сексуальности как верного, универсального биологически естественного стандарта (J.Archer, 1996; D.M.Buss 1989; D.M.Buss,

D.P.Schmitt, 1993). Согласно эссенциалистскому подходу, вариативность сексуального поведения обусловлена разнообразием индивидуальных внутриличностных мотивационных механизмов, а не влиянием социального контекста. При этом утверждается исторический и культурный универсализм феномена сексуальности. К работам, выполненным в рамках эссенциализма, относятся исследования в области эволюционной психологии (J.Archer, A.E.Vaughan, 2001; D.Bhugra, 1993; D.M.Buss, 1995), психоанализа (З.Фрейд, 2005; H.Deutch, 1944), медицинской сексологии и психиатрии (А.Белкин, 2000; В.В.Кришталь, С.Р.Григорян, 2002; D.King, 1981). В диссертации отмечаются следующие основные положения эссенциалистского подхода в исследованиях сексуальности: а) сексуальности в западной культуре придается большое значение

как особого рода практике; б) сексуальность рассматривается как внутреннее, инстинктивное влечение, присущее человеку, которое в разные исторические периоды не претерпевает изменений; в) сексуальности приписываются негативные характеристики, с ней связываются опасность, бесконтрольность, греховность; г) подразумевается и поддерживается существующая в западной культуре иерархия сексуальных проявлений, вершину которой занимают социально приемлемые и одобряемые формы сексуального поведения, а низ — порицаемые и наказываемые. Эта неявно предполагаемая иерархия выстраивается в зависимости от приписываемой сексуальному поведению социальной ценности, на основе которой действуют стандарты оптимального сексуального поведения (K.Bomstein, 1994; C.S.Vance, 1989).

В феминистских, культур-антропологических и социально-психологических исследованиях эти положения оспариваются. С точки зрения культур-антропологии сексуальные проявления варьируют среди различных культур, при этом вариации обусловлены культурными социально-историческими факторами (М.Мид, 2001; М.Фуко 1996; R.Connel, G.Dowsett, 1999; G.Herdt, 1984; G.Rubin, 1999; W.B.Turner, 2000). На основе критики эссенциализма сформировался конструкционистский подход к исследованию сексуальности. Его предпосылками явились исследования различных сексуальных практик с позиций культурного релятивизма (Б.Малиновский, 2004; М.Мид, 1988), а также исследования, выполненные в рамках теории феминизма, в которых приводится критика идеологического порядка западной культуры (D.L.Best, J.E.Williams, 1997; J.Boswell, 1990; W.Davenport, 1965; D.Epstein, 1996; P.Glick, S.T.Fiske, 1999; E.Howard, 1988; S.Jackson, J.Katz, 1976; S.Scott, 1996). С другой стороны, конструкционистский подход к исследованию сексуальности обязан развитием методологических идей социальной психологии, в частности теории социальных представлений С.Московичи, общетеоретическим работам КГергена, Р.Харре и др. (Т.П.Емельянова, 2006; С.Московичи, 1995; П.Н. Шихирев, 1999; Е.В.Якимова, 1996; R.Harre, P.Stearns, 1995). Для конструкционизма характерен критический пересмотр теоретических, методологических и идеологических оснований, на которых строятся выводы при исследовании сексуальности. Таким образом получаемое знание верифицируется.

В конструкционистском подходе выделяются различные степени глубины анализа (деконструкции) при исследовании сексуальности:

1. При поверхностной деконструкции рассматриваются различные социальные и индивидуальные смыслы, заложенные в похожих на поведенческом и физиологическом уровнях сексуальных действиях. Различия интерпретируются с позиций культурно-исторического релятивизма, при этом подразумевается, что культуры обеспечивают своих носителей различными схемами, категориями и ярлыками для оформления сексуального и чувственного опыта (Б.Малиновский, 2004; М.Мид, 1988).

2. При более глубокой деконструкции сомнению подвергается предзаданность, врожденность направления сексуального желания. В культур-антропологических исследованиях было показано, что объект сексуального влечения в отдельно взятой культуре в определенный исторический период специфичен и социально сконструирован (G.Herdt, 1990; K.Plummer, 1981; S.Nanda, 1999).

3. Максимальный уровень деконструкции проявляется в критическом осмыслении понятия сексуального влечения, правомерности утверждения его универсальности, независимости от культуры, естественности, наличия физиологических корней, при этом поднимается вопрос об альтернативных источниках происхождения того, что принято рассматривать как сексуальное влечение (М.Фуко, 1998; A.Fausto-Sterling, 2000; T.Laqueur, 1990).

В диссертации отмечаются основные методологические принципы социального конструкционизма при исследовании сексуальности. Во-первых, внимание уделяется тому, каким образом существующее знание о сексуальности воспринимается носителями культуры как истинное, имеющее неоспоримые основания в реальности, в то время как оно является сконструированным. При этом отмечается, что сконструированность является неосознаваемой реальностью, в которой живут носители культуры. Это делает невозможной самостоятельную осознанную деконструкцию (А.А.Пузырей, 1999; М.Фуко, 1996). Во-вторых, делается различие между культурным и индивидуальным уровнями анализа: сексуальность конструируется в ходе социально-исторического развития и является культурно относительной среди прочих вариантов, однако человек не может самостоятельно конструировать и деконструировать имеющееся у него социальное знание о сексуальности (V.Burr, 2004; C.S.Vance, 1989). В-третьих, сконструированность сексуальности не означает, что отсутствует преемственность между ее историческими формами: в каждый следующий период она конструируется с опорой на предшествовавшие варианты (A.Fausto-Sterling, 2000; T.Laqueur, 1990).

В настоящем исследовании используются конструкционистские идеи, предложенные в рамках социальной психологии. Работа построена с использованием понятия «представление», которое перекликается с понятием «социальное представление» в теории С. Московичи (А,И.Донцов, Т.П.Емельянова, 1987; Т.П.Емельянова, 2006; Е.В.Якимова, 1996). В диссертации рассматривается критическое переосмысление понятия «социальное представление», заостряющее его основные конструкционистские особенности: феноменология, описываемая понятием — привычный умственный ландшафт, онтологическая реальность, имеющая социальный характер (не представления о сексуальности, а сексуальные представления); консенсусная природа представлений, их относительность в культурно-исторических условиях; внеличностный и не-интенциональный характер конструирования социальных представлений (Т.П.Емельянова, 2006).

Анализ работ, посвященных конструкционистскому подходу, продемонстрировал правомерность и продуктивность его применения для выявления имеющегося социального знания о сексуальности. В работе рассматриваются идеи, возникающие как в традиционно занимающихся сексуальностью областях знания: феминистских, культур-антропологических, тендерных работах, так и в общетеоретических и общеметодологических направлениях, таких как конструкционистская социальная психология. При этом отмечается, что в представленных различных областях нет единого мнения, целостной стратегии исследования области социального знания о сексуальности. При этом ценными с точки зрения систематизации разрозненного знания оказываются методологические наработки социальной психологии.

Второй параграф построен как обзор научных микротеорий, в которых рассматривается социальное знание о сексуальности с точки зрения традиций психологии социального познания и социального конструкционизма. Это позволяет развернуть конструкционистскую критику в нужном направлении. В работе рассматриваются основные способы хранения социального знания, выделенные в когнитивистском направлении социальной психологии, в психологии социального познания: схемы, скрипты, хронотопы (Г.М.Андреева, 2005; Дж.Брунер, 1977; Ж.ФЛейенс, БДарден, 2001; R.P.Abelson, 1981; H.Markus, R.B.Zajonc, 1985).

Анализируется введение понятия схемы (в том числе и сексуальной) в рамках когнитивистского направления социальной психологии как попытка концептуализировать феномен наличия структурированного знания о какой-либо социальной области (И.Гофман, 2004; Ж.Пиаже, 1994). Описываются основные теории схем, предложенные в социальной психологии:

холистская и иерархическая. Рассматриваются две модели сексуальных схем, возникших в тендерных и феминистских исследованях: модель любовной карты Дж. Мани (.Г.Мопеу, 1986, 1990, 1993, 1995) и модель доминантной тендерной схемы X. Дэвор (Н.Оеуог, 1989, 1993, 1994).

Отмечается, что первой попыткой концептуализации социального знания о сексуальности было введенное понятие любовной карты. Определение любовной карты, данное автором модели Д.Мани: любовная карта - ментальная матрица, имеющая в качестве основы некоторый анатомический субстрат на уровне нервной системы. В любовной карте запечатлены идеальный образ любимого человека, идеальный вариант любовных отношений, программа идеальных сексуальных действий, находящая выражение в фантазиях, мыслях или действиях). Любовная карта формируется и наполняется индивидуальным содержанием благодаря совместному действию врожденных предпосылок и воспитания в критические периоды раннего детства. При этом однажды сформированная любовная карта остается неизменной на протяжении жизни (1.Мопеу,1986, 1995).

Модель доминантной тендерной схемы Х.Дэвор ближе к пониманию схемы в социальной психологии познания. Модель Дэвор строится на предположении о когнитивной, но вместе с тем социальной природе тендерной и сексуальной информации, которой владеет каждый человек. Понятие доминантной тендерной как особого рода когнитивной схемы вводится для обозначения имеющейся структуры значений, с помощью которой упорядочивается социальный опыт и достигается взаимопонимание в процессе взаимодействия (Н.Реуог, 1989). Доминантная гендерная схема в понимании Х.Дэвор - сложный когнитивный конструкт, который сопоставим с социальным представлением С.Московичи (А.И.Донцов, Т.П.Емельянова, 1987; С.Московичи, 2002). Согласно модели, доминантная гендерная схема усваивается человеком при взаимодействии с социумом, где она существует в качестве определяющей социальное взаимодействие идеологической структуры. В процессе социализации она становится когнитивным фильтром человека, который включает в себя компоненты: биологический пол, тендер, гендерная роль, сексуальная ориентация (Н.Оеуог, 1989). В модели доминантной тендерной схемы раскрывается взаимовлияние этих конструктов, а также влияние оказываемое на процесс идентификации человеком себя как сексуального партнера и на восприятие его социальным окружением. Отмечается, что Дэвор не только обрисовывает структуру доминантной тендерной схемы, но и раскрывает механизм работы когнитивного фильтра при формировании и поддержании тендерной и сексуальной идентичности, в то время как в модели любовной карты Мани не учитывается социальный характер знаний, представлений о сексуальности.

При рассмотрении вопроса о схематизированное™ социального знания о сексуальности затрагивается тема сексуальной ориентации и ее самостоятельности как конструкта внутри предлагаемых схем. Согласно взглядам Мани, сексуальная ориентация является одним из аспектов гендерной идентичности, неизменным на протяжении жизни и зависящим от тендера. Изменения сексуальной ориентации Мани рассматривает только в связи с тендерными изменениями (.Г.Мопеу, 1986, 1995). Дэвор вслед за рядом исследователей разводит и акцентирует самостоятельность, но при этом взаимовлияние сексуальной ориентации и тендера, а также гендерной роли и сексуальной идентичности как элементов доминантной гендерной схемы (Н.Оеуог, 1994; О.ШсЬагскоп, 1984; М.С.8Ыуе1у, Д.Р.ОеСессо, 1983; Е^ет, 1999). В диссертации отмечается сложность конструкта «сексуальная ориентация», приводимая во многих исследованиях. Различают аффективное и физическое сексуальное предпочтение, его когнитивный, эмоциональный и поведенческий уровни наряду с выделением независимых сосуществующих

измерений гомосексуальности и гетеросексуальности (С.Бем, 2004; ¿Вгскйж!, 2000; М.Иште!, 1998; Т.МшрЪу, 1997; Р.Кш!, 2000).

В диссертации прослежены модификации точек зрения на проблему сексуальных скриптов. В исследованиях сексуальности под скриптами понимается либо схематичное социальное знание о сексуальности (J.H.Gagnon, \V.Simon, 1973; Е.Нааую-МаппНа Л а1., 2003), либо способ вербальной, дискурсивной организации сексуального опыта (Е.Здравомыслова, А.Темкина, 2002). Понятие сексуального скрипта возникло и разрабатывалось в рамках социологии, однако социологический подход во многом сходен с социально-психологическим. Сексуальные скрипты рассматриваются как когнитивные сценарии, в которых содержится информация о том, с кем, когда и где следует иметь сексуальные отношения, что, как и почему нужно делать человеку в качестве сексуального партнера у.Н.Садпоп, \y.Simon, 1973; \У.Н.Ма81еге, У.Е.Ытзоп, К.С.Ко1ос1пу, 1995; 1.В.Ргуог, Т.У.Мег1и221, 1985; Р.Т.Яе^, У.М.В^, 2000; З.З.Иози^ку, С.ВЛЪтБ, 2000). Это согласуется с социально-психологическим пониманием скрипта как описания «цепи последовательных действий, уместных в данной ситуации и организованных вокруг какой-либо цели» (Г.М.Андреева, 2005; Я.Р.АЬе^оп, 1981; Н.Магкш, Я.В.га^пс, 1985). Сексуальные скрипты понимаются как закрепленные в результате многократных повторений описания сексуальных действий, на основе которых наблюдатель распознает сексуальные смыслы ситуаций в повседневной практике. Вместе с тем, сексуальные скрипты делают заметным поведение, не укладывающееся в их рамки (J.H.Gagnon, \V.Simon, 1973). Сексуальные скрипты были разделены по уровню их функционирования на внутриличностные, межличностные и культурные, что позволило проследить, каким образом культурные образцы становились внутриличностными нормами и проявлялись в построении сексуальных отношений (Е.Наа\4о-Мапш1а е1 а1., 2003; Е.Ьаитапп е1 а1., 1994; \y.Simon, J.H.Gagnon, 1999).

Наряду с этим, в рамках дискурсивной социальной психологии и микросоциологии сексуальные скрипты понимаются как способ вербальной, дискурсивной организации сексуального опыта. Понятие скрипта переосмысливается с позиций социального контекста межличностного взаимодействия. Скрипты рассматриваются как функциональные дискурсивные действия, выполняемые в ходе коммуникативного взаимодействия для достижения определенных целей (О.Еёчгагс^, 2000; П.РгпЬ, С.ЮШг^ег, 2001; ^Ро«ег, 2000). В связи с этим наряду с понятием «скрипт» было введено понятие «формулирование скрипта», в котором фиксируется описание событий и действий участников как известных и предсказуемых (О.Е<1\уаг(15, 1994), при этом акцентируются коммуникативные цели и дискурсивные способы, используемые для формулирования скрипта. В социологических исследованиях в качестве одной из главных коммуникативных целей формулирования сексуального скрипта рассматривается конструирование сексуальной и гендерной идентичностей (Е.Здравомыслова, 2002; А.Темкина, 1999; НЛргомская, 2002). В микросоциологии отмечается, что коммуникативное взаимодействие о своем сексуальном опыте выстроено с опорой на определенные смыслы, интерпретации, оценки, что рассматривается как дискурсивное сценарирование сексуального опыта (А^сМепв, 1992; К.Р1иттег, 1995). Выделены брачно-пренатальный, романтический, коммуникативный, гедонистический, рыночный сценарии, которые создают разные возможности интерпретации собственного сексуального поведения, необходимые для построения (конструирования) сексуальной социальной идентичности (А.Темкина, 2002).

Перспективным продолжением и развитием понятия сексуального скрипта является феноменология, обозначенная понятием «сексуальный хронотоп». Сексуальный хронотоп

выделяется в ряде работ, посвященных приписыванию сексуальных смыслов различным местам действия и времени суток, или социальному знанию о сексуальных «где» и «когда» (D.Bell, 1995; N.Duncan, 1996; D.Epstein, 1996; A.Hart, 1995; W.D.Myslik, 1999; M.Sparke, 1999; G.Valentine, 1999). В исследованиях отмечается, что пространство и время для представителей западной культуры имеют «сексуальную» разметку, или сексуальный смысл, который оказывается трудно рефлексируемым (P.Hubburd, 2000; L.Knopp, 1995; S.Munt, 1995). Феноменология сексуального хронотопа может быть рассмотрена с точки зрения теории фреймов И. Гофмана. Фрейм — то, что задает смысл, формальное определение социальной ситуации, перспектива восприятия, усвоенная ее носителем и используемая неосознанно в процессе коммуникативного взаимодействия (И.Гофман, 2004). В ряде исследований, выполненных в рамках социологии и географии сексуальности, выделяются фреймы приватного - публичного пространства, дополнительные условия, оказывающие влияние на понимание ситуации как сексуальной: значения, приписываемые месту действия, времени, одетости — обнаженности тела, социальным ролям, возникающим в ситуации (D.Bell, 1995; K.Bomstein, 1994; N.Duncan, 1996; D.Epstein, 1996; A. W.Frank, 1991; A.Giddens, 1992; E.Haavio-Mannila, 1979; E.Haavio-Mannila, O.Kontula, A.Rotkirch, 2002; M.Sparke, 1999; S.Tani, 2002; G.Woods, 1995).

В диссертации особое внимание уделяется рассмотрению феноменологии этносексуальных представлений — социального знания о сексуальности, возникающего, существующего и трансформирующегося на границе между культурами (О.Рябов, 2003; L.Essig, 1999; E.Haavio-Mannila, O.Kontula, 1992, 2003; A.Marttila, 2003). В социологии введено понятие этносексуального стереотипа (J.Nagel 1998). Социальное знание, описываемое понятием «этносексуапьный стереотип», определяется тремя аспектами. Во-первых, этносексуальный стереотип обладает всеми особенностями и свойствами этностереотипа, возникает как результат процессов категоризации и стереотипизации, выполняет основные функции стереотипа: «экономит» усилия человека при восприятии «чужих» в этноконтактных ситуациях, помогает в рационализации собственных действий и поступков, укрепляет и защищает позитивную этническую идентичность (В.С.Агеев, 1990; А.И.Донцов, Т.Г.Стефаненко, 2002; Г.У.Солдатова, 1998; Т.Г.Стефаненко, 2006). Во-вторых, этносексуальный стереотип возникает в результате сексуализации этнического «другого», представителя иной культуры (О.Рябов, 2003; A.Marttila, 2003; J.Nagel, 2000). В-третьих, инокультурная среда может быть рассмотрена как хронотоп или фрейм, наделенный сексуальными значениями и смыслами в родной культуре (L.Essig, 1999; E.Haavio-Mannila, O.Kontula, 1992, 2003; J.Nagel, 2003). В диссертации рассматриваются основные функции этностереотипов с точки зрения когнитивной и дискурсивной социальной психологии; обозначаются основные макросоциальные контексты возникновения этносексуальных стереотипов: состояние конфликта, противостояния между культурами, взаимодействие этнических меньшинства и большинства, взаимодействие на границе между этническими группами, взаимодействие культур, между которыми нет непосредственного контакта (О.Рябов, 2003; Г.У.Солдатова, 1998; S.Brownmiller, 1978; J.Nagel, 2000).

Анализ существующих моделей социального знания о сексуальности продемонстрировал то, как теоретики различных областей пытаются осмыслить феноменологию, с трудом поддающуюся концептуализации ввиду ее обыденности и рутинности. Вместе с тем, методический подход, предлагаемый в рамках дискурсивной психологии, дает возможность осмысления конвенционального повседневного знания, практик, дискурса, в и через который осуществляется конструирование жизненной рутины.

Таким образом, с опорой на проведенный теоретический анализ для исследования социального сексуального знания была выбрана конструкционистская методология, а основным материалом исследования - сексуальный дискурс, в котором конструируются и реконструируются социальные значения, представления и который сам является частью сексуальных представлений. Вторая глава содержит развернутое описание качественного исследования, его основных этапов, полученных результатов и выводов. Глава состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе представлена концептуальная схема исследования социального знания о сексуальности, обозначена цель, даны развернутые характеристики объекта и предмета, обоснованы и сформулированы гипотезы исследования.

Исследование основывается на принципах конструкционистской методологии с использованием аналитического инструментария дискурсивной психологии и является качественным по использованному подходу. Согласно методологии качественных исследований интервью является формой языкового взаимодействия, в ходе которого участники вербально действуют, сообразуясь с контекстом ситуации, а также с собственными целями (С.Квале, 2003; В.В.Семенова, 1998; Л.Филлипс, М.В.Йоргенсен, 2004; 1Ро«сг, М.\УеЛеге11, 1987). В дискурсивной психологии основным материалом анализа, то есть объектом исследования, являются тексты, производимые в процессе социального взаимодействия. Тексты — это языковая реальность, в дискурсивной психологии понимаемая как дискурс. Сексуальный дискурс - это текст коммуникативных взаимодействий о сексуальности, производимый в повседневной практике. В социальном конструкционизме ставится акцент на необходимости исследования «языковой, лингвистической онтологии» (Р.Харре, 1995). При этом утверждается, что знание о социальном поведении и знание об этом знании следует рассматривать как процесс реинтерпретации в зависимости от меняющегося социокультурного контекста (К.Герген, 1995). Согласно социальному конструкционизму коммуникативное взаимодействие производит то, что называется знанием.

В дискурсивной психологии теоретические призывы конструкционистского подхода были приняты к рассмотрению и разработке, что нашло отражение в выделении и формулировании процедуры дискурс-анализа. Центральным понятием является дискурс, или любой произведенный в социуме текст, местом и контекстом возникновения которого могут быть любые условия повседневной жизни. Важной чертой социальных текстов является тесная взаимосвязь описательного и оценочного повествования, при этом объекты в них активно конструируются. В дискурс-анализе акцент ставится не на самом дискурсе, а на различных феноменах, находящих свое выражение и отражение в нем. Таким образом, тексты интервью о сексуальности являются дискурсом. Согласно методологическим принципам дискурсивной психологии основными особенностями дискурса являются: во-первых, его функциональность: дискурс конструируется людьми для совершения определенных коммуникативных действий, при этом функции могут быть разнообразны и не вполне осознаваемы. Во-вторых, особенностью дискурса является его вариативность и контекстуальность: конструируемый дискурс зависит от разнообразных условий и от целей человека, его производящего. Именно с этим в дискурс-анализе связывается многообразие высказываний по одной теме, которые могут противоречить друг другу. В каждый момент производства дискурса цели говорящего могут меняться, поэтому дискурс варьирует, меняется в зависимости от контекста. В-третьих, дискурс конструктивен, обладает конструкционным потенциалом, то есть дискурсивные ресурсы могут быть использованы для конструирования нового знания, разного в зависимости от контекста и целей (И.Пагте, О.СШе^

1994; КЛагге, Р^еагпв, 1995; К..Р1итшег, 1981; ^РоПег, 2000; 1РоПсг, А.НерЬиш, 2003; Т.РоКег, М.АУеЛегеИ, 1987).

В соответствии с методологическими принципами цель исследования состояла в выявлении социального знания о сексуальности как сексуального дискурса в коммуникативном взаимодействии на границе финской и русской культур.

Предметом исследования стали содержание сексуального дискурса, конструируемого в процессе коммуникативного взаимодействия между людьми, находящимися на стыке русской и финской культур, и его структура, а именно выделяемые внутри него интерпретативные репертуары. Как здесь. В качестве объекта исследования выступили понимаемые как дискурсивная репрезентация коммуникативного взаимодействия, во-первых, тексты глубинных интервью на тему сексуальности и секса, проведенных с живущими в Финляндии иммигрантами из России с различным сроком пребывания в финской культуре и с разным уровнем выраженности русской и финской этнических идентичностей, и, во-вторых, тексты экспертных интервью, проведенных со специалистами в области социологии и культур-антропологии. При этом интервью происходило в двух контекстах — макросоциалыюм (уровень взаимодействия между Россией и Финляндией) и микросоциальном (уровень интервью в отличие от контекста письменных автобиографий, публичных выступлений и пр.).

В работе использованы понятия дискурсивной психологии и конверсационного анализа: интерпретативный репертуар, формулирование скриптов, построение категоризации, использование оценочных практик, то есть конструирование моральных оценок.

Под формулированием скриптов имеется в виду такое конструирование коммуникативного взаимодействия, в котором действия или события описываются как обыденные, предсказуемые, рутинные (Е>.ЕсЬуагс15, 1997; Н-ИпЛ, С.КЬг^ег, 2001). Для этого используются определенные дискурсивные средства: указание на предсказуемость событий, на широкое распространение практики, на известность и популярность опыта, опускание, замалчивание частей дискурса, подразумеваемых как широко известных, намеки, дискурсивное прогнозирование ситуации, имитация прогнозируемых диалогов и пр. (О.Ейч'агсЬ, 1997).

Под построением категоризации понимаются такие виды коммуникативного взаимодействия, при которых используются категории членства — общеупотребимые распространенные категории здравого смысла, используемые для идентификации друг друга партнерами по коммуникативному взаимодействию, и устройства для их категоризации. Устройство для категоризации группирует вместе категории членства неявным, но подразумеваемым образом (У.Вигг, 2004; 1.Ро«ег, М.\¥еЙ1еге11, 1987; Н.Баскз, 1992; П.ЗИуегтап, 1993). Сексуальная ориентация - устройство для категоризации, группирующее вместе категории членства «гей», «лесби», «натурал», «буч» и др., устройство для категоризации «гендер» группирует вместе категории «мужчина» и «женщина». В работе под построением категоризации понимается дискурсивная работа по конструированию и реконструированию схем, выполняемая участниками коммуникативного взаимодействия с различными целями (К.Р1иттег, 1981; ¿РоПег, 2003; ,1.РоИег, М.ШеШсгсИ, 1987). Используемые в дискурсивном взаимодействии категории членства имплицитно связываются с определенными видами активности и личностными характеристиками, что составляет основу приписывания общих смыслов окружающему социальному миру при понимании партнерами друг друга (Е.Здравомыслова, А.Темкина, 2002; С.О.Вакег, 1997; ХРоПег, 2003; О.БПуегтап, 1993).

Предполагается, что любое описание опыта содержит имплицитную моральную оценку. В коммуникативном взаимодействии партнеры приписывают определенные моральные смыслы описываемому и тем самым реконструируют существующий социальный порядок. Моральное суждение в конверсационном анализе перекликается с понятием оценочная практика в дискурсивной психологии. Под оценочной практикой понимается дискурсивно конструируемое единство объекта отношения и самого отношения, люди строят описания и дают в них оценку одновременно (.Г.РоПег, М.ШеЛсгсП, 1987). При этом конструирование мнения, или моральной оценки, является одним из дискурсивных механизмов конструирования своей социальной позиции (С.О.Вакег, 1997; Н.Эаскз, 1992; О.БПуегтап, 1993).

Второй параграф содержит описание процедуры исследования: интервью и последующего дискурс-анализа. Теоретическая конструкционистская концепция оказала прямое влияние на выбор методов исследования и анализа социального знания о сексуальности. В качестве метода сбора материала было использовано глубинное интервью (экспертное и обычное). Было принято решение об использовании глубинного полуструктурированного интервью по двум причинам. С одной стороны, с целью получить данные речевого взаимодействия, в наибольшей степени свободные от влияния интервьюера и методики. С другой стороны, в качестве процедуры анализа полученного материала использовались как дискурс-анализ, который позволяет рассматривать текст интервью как дискурс, так и идеи этнометодологии, в которой интервью рассматривается как повседневная практика коммуникативного взаимодействия. Дискурс-анализ понимался не как метод, а как методический подход, содержащий ряд предположений в том числе конверсационного анализа и этнометодологии о том, как анализировать дискурс (С.Квале, 2003; В.В.Семенова, 1998; Л.Филлипс, М.В.Йоргенсен, 2004; Н.Оагйпке!, 1967; Н^аскэ, 1992).

В исследовании использовалась классическая процедура дискурс-анализа, которая включает в себя 10 операций: 1) постановка исследовательских вопросов; 2) подбор участников; 3) сбор записей и документов; 4) интервьюирование; 5) транскриптирование; 6) кодирование; 7) анализ; 8) валидизация; 9) доклад; 10) применение. Теоретический анализ и разработка концептуальной схемы исследования соответствуют первой операции процедуры дискурс-анализа.

Второй операцией является подбор участников. Выборка. В глубинном интервьюировании приняло участие 30 жителей г. Хельсинки, среди которых было 22 мигранта разных волн, а также 8 экспертов. Такое количество опрошенных — компромисс между желанием получить репрезентативную выборку и возможностями исследования. «Если исследование направлено на изучение и подробное описание (...), то должны проводиться новые и новые исследования, вплоть до точки насыщения, когда последующие интервью дают мало новой информации. В современных исследованиях с помощью интервью количество респондентов обычно находится в пределах 15+10. Видимо это количество объясняется удачным сочетанием времени и ресурсов, которые имеются в распоряжении, и действием закона минимизации повтора» (С.Квале, 2004, с. 106). Информанты набирались методом «снежного кома» ввиду сложности и интимного характера обсуждаемой тематики. В глубинном интервью приняло участие 9 мужчин и 13 женщин (см. Приложение 1). Среди них выделялись группы по времени пребывания в Финляндии (иммигранты различных волн): 6 детей иммигрантов начала XX века, то есть фактически финнов, но сохранивших в семьях русский язык; 2 иммигранта середины XX века (репатрианты, супруги коренных жителей); 14 иммигрантов 90-х годов. Также выделялись группы по возрасту: старшая возрастная группа (1931 - 1953 г.р.), средняя возрастная группа (1954 - 1973 г.р.), младшая возрастная группа (1974 — 1983 г.р.). Главным критерием при выборе информантов являлось

владение ими русским языком, так как с точки зрения дискурсивной психологии казалось целесообразнее использовать язык, которым в совершенстве владеют как информанты, так и интервьюер. Использование переводчика с финского языка на русский рассматривалось как невозможное ввиду интимного характера обсуждаемой темы, а также по этическим соображениям в связи с конфиденциальностью и анонимностью получаемой информации.

Третьей операцией в процедуре дискурс-анализа является сбор записей и документов. В исследовании в качестве записей и документов выступили транскрипты интервью и тексты письменных сексуальных автобиографий, полученных в рамках российско-финского исследования, осуществленного в 1996-1997 годах в Санкт-Петербурге и явившегося частью проекта «Социальные изменения и культурная инерция в России», а также тексты письменных сексуальных автобиографий, присланных на конкурс, проходивший в Хельсинки в 1992 году, и переведенных на английский язык.

Четвертой операцией процедуры дискурс-анализа является интервьюирование. Интервью было организовано как полуструктурированное глубинное. Продолжительность одного интервью колебалась от 1,5 до 3 часов, в зависимости от затрагиваемых тем, открытости информанта в беседе, глубины обсуждения вопроса. Интервью записывалось на аудио-пленку. С некоторыми информантами проводилось повторное интервью с целью уточнения и обсуждения отдельных вопросов. Информанту сообщалось о личности интервьюера, цели и продолжительности интервью, о конфиденциальности и анонимности получаемой информации.

Интервью состояло из двух частей. В первой части обсуждались: краткая биография информанта в свободной форме; роль и место сексуальности в его жизни, автобиография с точки зрения сексуальности. Во второй части интервью обсуждались темы: гомосексуальность; проституция, коммерческий секс; случайные сексуальные связи, секс без любви и пр.; порнография, эротика, соотношение между ними; мастурбация; сексуальные позы, техники; контрацепция; оргазм; сексуальное насилие. После проведения двух первых интервью, а также двух экспертных интервью были добавлены темы наготы, сексуапизированных мест, этносексуальных представлений.

Глубинное полуструктурированное интервью проходило в свободной форме, напоминающей повседневное общение о сексуальности, в процессе которого партнеры по коммуникативному взаимодействию (интервьюер и информант) определялись с порядком обсуждаемых тем, степенью глубины их раскрытия и вербализации. Экспертные интервью строились по схожему плану, при этом интервьюер оставлял на усмотрение эксперта степень его личностной открытости, желание обсуждать сексуальность в личной жизни. В экспертных интервью затрагивались те же темы, при этом осуществлялась попытка концептуализации уже озвученных тем. Ценность глубинного интервью заключалась в том, что оно позволяло интервьюеру активно вводить различные контексты в попытке выяснить функциональное предназначение и структурное построение дискурса на определенную тему. Если цель глубинного интервью без применения дискурс-анализа — согласованные, непротиворечивые ответы по интересующим исследователя вопросам, то в исследовании, построенном с использованием дискурс-анализа, пристальное внимание обращалось на вариабельность в ответах и рассказах, как между разными информантами, так и внутри одного интервью. При этом интервью о сексуальности рассматривалось не как инструмент для выяснения «истинных» феноменов, а как процесс коммуникативного взаимодействия двух партнеров. Поэтому вопросы интервьюера также

являются важной частью интервью, и в дальнейшем фигурируют в дискурс-анализе. Иными словами, проведенные интервью транскриптировались целиком.

Пятой операцией процедуры дискурс-анализа является транскриптирование. В результате осуществления первого этапа исследования были получены аудио-записи интервью, которые затем были подвергнуты транскрибированию по методу Дж.Джефферсона (см. Приложение 2) (•Г.М.А&шбоп, ¿Непйще, 1984; С..Гейегзоп, 1985; .Г.Ройег, М.\¥еЛеге11, 1987). Транскрипт -печатная версия проведенных интервью, в котором представлены как дословное содержание того, что говорилось собеседниками, так и паралингвистические, экстралингвистические вкрапления. Транскрипт одного интервью занимал от 25 до 40 страниц машинописного текста (см. Приложение 3). «Глубина» транскриптирования, то есть подробность указания в тексте на лингвистические, паралингвистические, грамматические нюансы, варьировалась в зависимости от необходимости различных уровней анализа: если требовался уровень анализа фрагмента текста, вплоть до пауз, вздохов, смеха и т.д., то система Джефферсон использовалась целиком; если было достаточно уровня оперирования дискурсивными конструкциями, то использовались основные обозначения из схемы. Такая тактика была выбрана в связи с трудоемкостью процедуры транскриптирования: 1 час интервью транскриптировался от 8 до 20 часов. Полученные в результате тексты (транскрипты интервью) явились материалом для дальнейшего анализа и стали основным объектом исследования.

Пятой операцией процедуры дискурс-анализа является кодирование. Цель кодирования — помещение большого массива текстовых данных в тематически однородные блоки, которые затем анализируются. Кодирование осуществлялось благодаря наличию транскриптов, которые позволяли многократно обращаться к тексту. Категории, использованные при кодировании, вокруг которых образовывались тематические блоки, имели непосредственное отношение к выдвинутым гипотезам исследования. Кодирование имело скорее прагматическую, нежели аналитическую цель — собрать воедино тематические вариации, без ограничения объема блоков. Таким образом, в блоки попадали и «пограничные» случаи, и отрывки, которые лишь при грубом обобщении оказывались связанными с темой. Первоначально кодирование было осуществлено по темам, которые поднимались во второй части интервью (см. Приложения 4, 5, 6, 7). Как и требует процедура дискурс-анализа, кодирование было тесно переплетено со следующим за ним анализом, при этом цикл кодирование-анализ-валвдизация мог повторяться несколько раз с различными тематическими блоками. Новые категории были почерпнуты из экспертных интервью, которые проводились со специалистами в области социологии и культур-антропологии. Таким образом, кодирование осуществлялось несколько раз по разным основаниям. В результате были выделены категории, на которых в дальнейшем была построена интерпретация сексуального дискурса: этносексуальные представления; формулирование скриптов, хронотопов; дискурс о сексе; описание телесных ощущений, практик, эмоциональных переживаний; проституция; гомосексуальность; медицинские термины, употребляемые в тексте. Таким образом, процедуры кодирования и анализа оказались взаимопереплетенными и подразумевали многократное, тщательное прочтение текстов полученных интервью, исследование их деталей и подробностей. Третий параграф содержит анализ текстовых материалов, подвергшихся транскриптированию и кодированию, что является седьмой операцией в процедуре дискурс-анализа. Анализ выделенных категорий, дискурсивного контекста их использования в коммуникативном взаимодействии позволил выделить два контрастных по своим характеристикам

интерпретативных репертуара, которые были обозначены как ассоциированный интерпретативныйрепертуар (АИР) и экспертный интерпретативный репертуар (ЭИР).

Ассоциированный интерпретативный репертуар (в дальнейшем - АИР). В АИР опыт репрезентируется «от первого лица», суждения носят включенный, деятельный характер, дискурс строится как рассказ об опыте, который заново переживается и реконструируется в процессе коммуникативного взаимодействия. Дискурс насыщен описательными фрагментами, в которых используется язык, обозначенный как «телесный»: он содержит описания отдельных частей тела, ощущений, получаемых от них, переживаний, эмоций, чувств. В основном АИР использовался в автобиографической части интервью, в контексте рассказа о личном субъективном сексуальном опыте, однако мог появиться и при обсуждении отдельных тем во второй части интервью. Некоторые вопросы из второй части интервью подразумевали появление АИР, в частности вопросы о мастурбации, оргазме, сексуальных позах, контрацепции, для женщин - абортах, и пр. Однако контекст не всегда обеспечивал использование АИР.

Были выделены основные дискурсивные особенности, отличающие АИР от экспертного интерпретативного репертуара: дискурсивная позиция включенного пережившего или снова переживающего сексуальные ощущения и чувства лица, дискурсивно реконструирующего субъективный опыт, отсутствие построения схем, категоризаций, использование «телесного» языка с расшифровкой телесных практик. В сексуальном дискурсе АИР использовался при конструировании собственного субъективного опыта сексуальных телесных переживаний, эмоций, испытываемых непосредственно в процессе коммуникативного взаимодействия. Использование АИР в ситуации коммуникативного взаимодействия выполняет определенную функцию - АИР позволяет сделать доступными для сопереживания сексуальные телесные ощущения и эмоции. Сексуальный дискурс с использованием ассоциированного интерпретативного репертуара не вполне характерен для контекста интервью с малознакомым человеком. В русской культуре контекст возникновения АИР в коммуникативном взаимодействии о сексуальности — консультация врача, психотерапевта, взаимодействие с сексуальным партнером и пр. Таким образом, использование/неиспользование АИР зависит от дискурсивной доступности партнера по взаимодействию.

Экспертный интерпретативный репертуар (в дальнейшем - ЭИР) используется в коммуникативном взаимодействии о сексуальности для конструирования мнений, оценок. Основной его характеристикой является отстраненная позиция, рассказ о себе, как о другом человеке, а также изложение обобщенного, лишенного личностной значимости опыта. Дискурсивные средства, используемые для этого: отстраненная позиция, выстраиваемая явно или скрыто, конструируемая категория членства, построение категоризаций, формулирование скриптов, хронотопов. Партнеры в процессе коммуникативного взаимодействия выстраивали сексуальный дискурс с точки зрения какой-либо отстраненной позиции: родителей, «глазами матери», учителя, биолога, медика, специалиста, представителя тендерной, возрастной, этнической группы. С одной стороны, когда интервьюер апеллировал к отношению или к экспертной точке зрения информантов, у них возникала потребность дискурсивно идентифицировать себя, определить свою позицию, ответить на вопрос «кто я?». С другой стороны, отстраненная позиция самостоятельно выбиралось информантом в связи с контекстом дискурса.

Совместное использование АИР и ЭИР. Рассматривается дискурсивная работа, коммуникативные функции сексуального дискурса, для реализации которых используются

выделенные контрастные интерпретативные репертуары. Такая постановка вопроса является правомерной как с точки зрения прояснения функций АИР и ЭИР, так и с точки зрения операции валидизации делаемых выводов, которая является восьмой операцией в процедуре дискурс-анализа. Основная цель валидизации сделанных выводов — проверить, действительно ли «работает» выделенная дискурсивная модель. В работе были использованы следующие аналитические техники валидизации: ориентация на возникающие дискурсивные трудности партнеров по коммуникативному взаимодействию; проверка согласованности при помощи процедуры подтверждения через исключение; возникновение новых проблем и вопросов, связываемых с выделяемой дискурсивной структурой; оценка продуктивности и новизны интерпретации материала, делаемых выводов.

Ориентация на дискурсивные трудности информантов. Анализируемые феномены имеют непосредственное отношение к социальной жизни партнеров по коммуникативному взаимодействию. Поэтому важными являлись те особенности дискурса, которые использовались во взаимодействии, и которые имеют приложение в повседневной практике: информанты обсуждают свою сексуальную жизнь с разными людьми, при этом в зависимости от степени знакомства, близости человека используют АИР или ЭИР. В исследовании подтверждением валидности сделанных выводов являлась ориентация участников коммуникативного взаимодействия на смену интерпретативных репертуаров в дискурсе — какие коммуникативные действия ими «рассматривались» как согласующиеся с сексуальным дискурсом в условиях интервью, какие — как отличающиеся и как, за счет каких ресурсов преодолевались возникавшие рассогласования. Рассогласование появлялось, когда интервьюер ставил вопросы, используя АИР, а информант рассматривал ситуацию интервью как неподходящие условия для такого дискурса. В этом случае информант использовал ЭИР для установления коммуникативных границ, дистанции. Дискурсивными устройствами, используемыми при коммуникативном затруднении, обеспечивающими переход, смену одного репертуара другим выступили: конструирование отказа, использование емкого научного медицинского понятия. Таким образом, результаты продемонстрировали, что информанты оказывались ориентированы на построение сексуального дискурса и на возникающие в коммуникативном процессе трудности, которые они преодолевали за счет используемых дискурсивных средств. Т.е. нашла подтверждение первая гипотеза-следствие первой гипотезы, согласно которой субъективный сексуальный дискурс конструируется в контексте близких доверительных отношений при помощи использования персонализированного языка, отражающего телесные, чувственные и эмоциональные переживания.

Проверка на согласованность. В исследовании сделанные выводы согласовывались как с общей линией интервью в целом, так и с отдельными речевыми оборотами и репликами, что также свидетельствует о валидности анализа. При этом встречались исключения из аналитической схемы (одно из интервью представляло из себя нарративное описание информантом своей жизни и сексуальности в ней), которые рассматривались как хорошая оценка согласованности сделанных выводов. С другой стороны, сравнение текстов интервью и письменных сексуальных автобиографий, собранных в начале исследования, показало различия текстов с точки зрения используемых интерпретативных репертуаров. Эти данные подтвердили второю гипотезу-следствие. Подтверждение гипотез-следствий позволяет сделать вывод о том, что в целом подтвердилась первая гипотеза, согласно которой различия конструируемого сексуального

дискурса зависят от контекста коммуникативного взаимодействия и функций, выполняемых им в этом контексте.

Новые проблемы. Выделенные благодаря дискурс-анализу дискурсивные ресурсы (интерпретативные репертуары, построение категоризаций, формулирование скриптов, конструирование моральных оценок) поднимают новые аналитические вопросы, в частности, каким образом согласуются АИР и ЭИР, как выстраивается коммуникативная дистанция в процессе взаимодействия о сексуальности. Новой проблемой является вопрос дистанции при конструировании сексуального дискурса в коммуникативном взаимодействии, приватность/публичность сексуального дискурса.

В четвертом параграфе рассматривается, как вопросы интервьюера, а именно категории членства, которые были имплицитно в них использованы, оказывались центральными в дискурсе, конструируемом информантами, использовании ими категорий членства, построении своей социальной позиции. Интервьюер был ориентирован на поиск сексуальных межкультурных различий у русских и финнов. Вопросы, задаваемые им, содержали категории членства «русские», «финны» - сразу обе или одну из них — и актуализировали устройство для категоризации «этническая принадлежность», которой активно пользовались информанты. При этом согласно принципам конверсационного анализа интервью понималось как взаимодействие, в котором участники используют свое знание о повседневности, культуре, включая и то, как в определенной категории членства обычно выстраивается дискурс; вопросы, задаваемые в интервью, являлись частью полученных данных, подчеркивали, как и в качестве члена какой категории информанту следует выстраивать сексуальный дискурс; конструирование ответов понималось как деятельность, выполняемая в соответствии с категорией членства (С.О.Вакег, 1997)

Из выбранной категории членства информанты дискурсивно выстраивали сравнение своих сексуальных практик и практик категории членства из того же устройства для категоризации. Если использовалось устройство для категоризации «этнос», заданное через вопрос интервьюера о различиях в какой-либо сексуальной практике, то информанты конструировали свое описание из категории членства «русский» или «финн». Вместе с тем сексуальные практики описывались и подвергались моральной оценке одновременно, что рассматривается как осуществление проблематизации собственных сексуальных практик в дискурсе. Из выстраиваемой дискурсивно в процессе коммуникативного взаимодействия категории членства «русские» информанты конструировали дискурс отношения к «финской сексуальности» с выстраиванием моральных оценок всего, что они рассматривали как отличное, неблизкое им.

С использованием категорий членства (в основном из устройства для категоризации «этническая принадлежность») выстраивались обвинения и оправдания дискурсивно проблематизированных сексуальных практик. Сексуальные практики, дискурсивно проблематизированные из категории членства «русские» и «финны»:

1) Красота, внешний вид, привлекательность, необходимость выглядеть, визуальная красота, а) Из категории членства «русские» дискурсивно выстраивалось осуждение и обвинение в адрес финнов в отсутствии внимания к одежде, внешней привлекательности, стремления «выглядеть», привлекать внимание другого пола одеждой, внешностью.

б) Из категории членства «финны» дискурсивно выстраивалось осуждение русских женщин за стремление к красоте, внешней привлекательности без учета комфорта и практичности со стремлением произвести впечатление. При этом дискурсивно выстраивалось оправдание финских женщин, стремящихся к практицизму, комфорту и самостоятельности.

2) «Примитивный секс».

а) Из категории членства «русские» дискурсивно конструировалось обвинение финнов в том, что они в сексе не испытывают чувств, «инвалиды чувств», занимаются поиском «сексуальных объектов», являются не «мистиками» но практиками, легко вступают в сексуальный контакт, имеют много партнеров, относятся к сексу как к простой телесной практике - «спина зачесалась — почесал и дальше пошел».

б) Из категории членства «русские» дискурсивно конструировалось оправдание множества сексуальных контактов как хорошей практики, в результате которой человек находит то, что ему подходит, не совершает ошибки.

в) Из категории членства «финны» дискурсивно выстраивалось оправдание секса, как простой телесной практики — «это как на рыбалку сходить, кто-то ходит в кино, кто-то в театр», «секс без чувств - ничего плохого в этом нет», «с чувствами — большая нагрузка».

г) Из категории членства «финны» выстраивалось осуждение практики множества сексуальных контактов как «в постель с кем угодно», однако в данном случае работало устройство для категоризации «поколение, возраст», а осуждение выстраивалось из категории членства «человек старшего поколения» по отношению к молодым людям, детям.

3) Голое тело, практики, связанные с голым телом, естественные телесные отправления.

а) Из категории членства «русские» дискурсивно конструировалось осуждение практик, подразумевающих открытое голое тело в различных публичных ситуациях, то есть присутствие голых тел людей различных полов, а также естественные телесные проявления в присутствии человека другого пола (пукнуть, рыгнуть, кричать от сексуального удовольствия, ходить в туалет, совместная баня, нудистские пляжи).

б) Из категории членства «финны» дискурсивно выстраивалось оправдание голого тела, его присутствия в различных публичных ситуациях (в рекламе, в фильмах), телесных практик, подразумевающих голое (совместная баня, нудистский пляж)

Дискурсивные устройства, с помощью которых выстраивалась моральная оценка или проблематизация сексуальных практик: смех в процессе коммуникативного взаимодействия, утверждения «Я понимаю головой, а сердцем я не принимаю», «Некультурность встречается» «Это ужасно!», «Просто ужас!», наличие большого количества знаков в тексте, отражающих экстра- и паралингвистические проявления.

Особенно нагружен моральными оценками оказался дискурс о проституции, при этом использовались различные дискурсивные ресурсы.

1. Из категории членства «русские»: дискурсивно выстраивается оправдание русской проститутки - человека, которого нужно оправдывать, беречь от осуждения. Используемые для этого дискурсивные ресурсы: в основном используется этническая принадлежность, она закрывает все остальные атрибуты «русской проститутки». Русская проститутка -прежде всего русская женщина, которая «вызывает симпатию», «мягкая», «сердечная», отличающаяся от финок, которые «холодные, зажатые».

2. Из категории членства «русские» также выстраивается как осуждение, обвинение русских проституток как женщин, использующих секс как товар в обмен на материальные блага, деньги, возможность уехать из России и жить в Финляндии («приехала в Финляндию, раздвинув ноги»), так и оправдание — русским женщинам нужен заработок или их заставляют сутенеры.

3. Из категории членства «финны» русская проститутка больше связывается с этнической принадлежностью - «это скорее экзотика», дискурсивно выстраивается сравнение с финскими женщинами. Вместе с тем, образ «русской проститутки» дискурсивно выстраивается с использованием упомянутой выше категорией «выглядеть красиво, одеваться для красоты, а не с точки зрения удобства и комфорта». Из категории членства «финны» эта практика подвергается моральной оценке осуждения.

4. Из категории членства «финны» проституция связывается с криминалом, мафией, опасностью, русская проститутка - женщина, не распоряжающаяся собой, ею руководит сутенер (неявно предполагается, что он мужчина).

5. Также из категории членства «финны» проблематизируется и сама возможность оказания сексуальных услуг в обмен на материальные блага или деньги. Такая практика, выстраиваемая в связи с дискурсом о русской проститутке, подвергается моральной оценке осуждения. Это дискурсивно связывается с темой, обозначенной выше как «примитивный секс», то есть сексуальной доступностью друг для друга мужчин и женщин в Финляндии. При этом дискурсивно выстраивается образ проститутки (вне устройства для категоризации «этнос»), как человека, владеющего помогающей профессией, позволяющего людям с ограниченными возможностями иметь сексуальную практику. Формулирование скриптов. Формулирование скриптов позволяло развернуть

проблематизированнуто активность, сексуальные практики. Внутри формулирования скриптов было отмечено конструирование хронотопов, то есть дискурсивное оформление действий, историй в рамки места и времени. При этом эти пространственно-временные рамки рассматривались с позиции выбранной категории членства, они также подвергались моральной оценке. В исследовании дискурсивно конструировались практики совместной бани, нудистского пляжа, танцев, рабочего места, ресторанов, баров, туалетов, улиц, морских круизов, а также некоторых праздников (Иван Купала, «маленькие рождества», первое мая, новый год).

Такой же коммуникативной тактикой информанты пользовались и в случаях гендерных и межпоколенческих различий: конструировали категорию членства, например, «женщина пожилого возраста», «человек другого поколения», затем выстраивали дискурс отношения к другой категории членства из того же устройства для категоризации с включением моральной оценки отличных от их собственных сексуальных практик. Использование других устройств для категоризации и категорий членства рассматривается как подтверждение согласованности через учет исключений. Так как интервьюер в задаваемых вопросах конструировал, с одной стороны, отличия между категориями членства «русский» и «финн», с другой стороны, в вопросах, содержащих сравнение, задавал устройство для категоризации «этническая принадлежность», то информанты выстраивали для себя категории членства «русские» или «финны». Вместе с тем, в исследовании обнаруживались ситуации, когда информанты дискурсивно сопротивлялись высказываться в категории членства из устройства для категоризации «этническая принадлежность», предпочитая иную категорию членства, например, из устройства для категоризации «возраст» — «человек старшего поколения».

В исследовании проблематизированными оказывались сексуальные практики, которые информанты конструировали с дополнительной моральной оценкой. Дискурсивно конструируемая моральная оценка рассматривается как проблематизация. Собственная позиция конструировалась как понятная, морально оправданная, знакомая, а чужая (какое бы устройство для категоризации не использовалось - тендер, поколение, этническая принадлежность) - как непонятная и

неприемлемая. В исследовании моральная оценка, даваемая с использованием устройства для категоризации «этническая принадлежность», перекрывала все остальные возможные. Таким образом, функция использования категорий членства, в том числе из устройства для категоризации «этнос» — дискурсивно обосновать, выстроить как проблематизированные сексуальные практики. В экспертных интервью конструирование моральных оценок из категорий членства «русский» и «финн» в сексуальном дискурсе рассматривалось как естественная повседневная дискурсивная практика русских, сталкивающихся с чужой культурой, и финнов, вынужденных в межкультурных контактах оправдывать существующий моральный сексуальный порядок. Таким образом, результаты продемонстрировали, что информанты ориентированы на возникающие дискурсивные трудности в коммуникативном взаимодействии. Сексуальные практики чужой культуры подвергались моральной оценке из выбираемой категории членства, однако это могло быть как дискурсивно выстраиваемое осуждение, так и оправдание, что является частичным подтверждением первой гипотезы-следствия, согласно которой конструируемые в сексуальном дискурсе сексуальные практики чужой культуры подвергаются моральной оценке с выстраиваемым на ее основе обвинением. Сексуальные практики родной культуры, конструируемые в сексуальном дискурсе, подвергаются моральной оценке с выстраиваемым на ее основе, как обвинением, так и оправданием, что также является частичным подтверждением второй гипотезы-следствия. Но все же дискурсивные ресурсы, используемые в том и в другом случае, отличаются друг от друга и являются культурно-специфичными. Таким образом, нашла подтверждение вторая гипотеза, согласно которой сравнение своей и чужой культур, конструируемое в дискурсе, проблематизирует нерефлексируемые сексуальные практики родной культуры.

Конструирование своей социальной позиции, проанализированное в четвертом параграфе, также является дискурсивным средством, используемым в ЭИР. Таким образом, использование категории членства и конструирование моральной оценки в сексуальном дискурсе являются подтверждением гипотезы-следствия первой гипотезы исследования. Было проведено сравнение результатов исследования с материалами письменных автобиографий, а также с нарративными описаниями сексуальной жизни. В дискурсе письменных автобиографий значительно меньше используется ЭИР, и в гораздо большей степени - АИР, причем рассказы о своей сексуальной жизни строятся с большей степенью «откровенности», с использованием подробного описания телесных и чувственных проявлений. Согласно выводам исследования, это вызвано отсутствием самой ситуации интервью, отсутствием реального собеседника, с которым необходимо выстраивать коммуникативную границу. Отмечается, что характерная черта нарративов о сексуальности в том, что такие описания появляются благодаря желанию респондентов рассказать о своей сексуальности. То есть в данном случае информант может намеренно сделать коммуникативную границу очень «близкой» к себе, своему личностному ядру. В исследовании интервью рассматривалось как коммуникативное взаимодействие, в рамках которого конструировался опыт информанта, а также воспроизводились общие для интервьюера и информанта практики повседневной жизни, строились описания повседневного культурного контекста. Одна из социальных функций коммуникативного взаимодействия о сексуальности в том, что участники ориентированы на конструирование своей социальной позиции в и через дискурс как «морально адекватной», на управление своей репрезентацией друг перед другом как информанта и интервьюера, а не как сексуальных партнеров или близких друг другу людей. Интервьюер осуществлял тематический контроль интервью, направлял разговор, решал, какую

часть ответа информанта подвергнуть углублению. Информанты могли контролировать процесс путем прогнозирования того, что по определенной теме последует более подробный разговор, путем продуцирования нарративов, историй. Это давало им возможность конструировать соответствующую, «морально адекватную» топику разговора позицию информантов. При этом, соблюдение профессиональной этики требовало конгруэнтности между этическими установками интервьюера, согласно которым при обсуждении сексуальности нельзя заходить за установленные коммуникативные границы, и информанта: интервьюеру не нужно было настаивать или провоцировать, если информант не хотел о чем-то говорить. Таким образом, коммуникативное взаимодействие информанта и интервьюера о сексуальности оказывалось возможным благодаря референции к общему для участников социокультурному контексту, категориям приватного/публичного, рамкам сексуального дискурса, которые являлись условием осуществления успешного взаимодействия и понимания партнерами друг друга. Выводы

1. В коммуникативном взаимодействии о сексуальности в процессе интервью использовались два интерпретативных репертуара, обозначенные как ассоциированный и экспертный, которые выполняли различные дискурсивные функции, и для конструирования которых применялись различные дискурсивные средства,

2. Основные функции экспертного интерпретативного репертуара - установление и поддержание коммуникативной границы, конструирование социальной позиции, проблематизация чуждых выбранной дискурсивно категории членства сексуальных практик. Для выполнения этих функций в дискурсе используются следующие средства: конструирование категорий членства, формулирование скриптов, конструирование моральных оценок. Использование экспертного интерпретативного репертуара в дискурсе о сексуальности характерно для публичных ситуаций, не подразумевающих межличностного доверия и сближения.

3. Партнеры по коммуникативному взаимодействию не всегда были заинтересованы в конструировании и поддержании дискурсивной дистанции. В сексуальном дискурсе был отмечен и обозначен ассоциированный интерпретативный репертуар, использование которого характерно для ситуаций, подразумевающих доверие к собеседнику, желание рассказать о своих телесных ощущениях, переживаниях. В данном случае коммуникативная дистанция между партнерами оказывается маленькой. Основной функцией ассоциированного интерпретативного репертуара является конструирование в коммуникативном взаимодействии сопереживания чувств и телесных ощущений.

4. В процессе коммуникативного взаимодействия участниками использовалось конструирование категорий членства. В исследовании преимущественно было использовано устройство для категоризации «этнос» и категории членства «русский» и «финн». При этом интервьюер конструировал категории членства и устройства для категоризации через задаваемые вопросы. Это позволяло информантам конструировать сравнение сексуальных практик своей категории членства и практик категории членства из того же устройства для категоризации с их моральной оценкой. Таким образом, ситуация межэтнического взаимодействия как контекст конструирования дискурса о сексуальности оказывала влияние на использование экспертного интерпретативного репертуара, усиливая и заостряя его функцию конструирования социальной позиции в дискурсе.

5. Если интервьюер пытался зайти за установленную границу, информант обычно испытывал дискурсивные трудности, которые разрешал либо при помощи конструирования научного понятия или категории и, тем самым, ухода от использования АИР, либо при помощи конструирования отказа, демонстрации коммуникативной дистанции и обозначения границ, за которой начинается «интимная» неэксплицируемая в интервью зона.

6. Построение дискурсивного взаимодействия о сексуальности, выбор и использование определенного интерпретативного репертуара зависит от коммуникативной дистанции, конструируемой партнерами по взаимодействию. Была обозначена дихотомия приватного и публичного в сексуальном дискурсе, существующая в западной культуре. Оказывается очевидным, что в сексуальном дискурсе переход от одного интерпретативного репертуара к другому является маркером, отмечающим эту границу. При этом величина зон приватного и публичного, определяемая в исследовании как способность использовать в публичном контексте АИР, колеблется в зависимости от культуры и культурных представлений об интимном и публичном. Исследование, несмотря на принятые «меры предосторожности»: этические ограничения, заблаговременное получение согласия респондентов на проведение интервью, их подробное информормирование о цели интервью, методах соблюдения анонимности и конфиденциальности, — тем не менее сохраняло характер публичной беседы об интимной сфере. Данное противоречие информанты разрешали с помощью выбора способа дискурсивного перехода от АИР к ЭИР, которого они придерживались в дальнейшем.

В заключении подводятся общие итоги исследования, обсуждаются перспективы использования выявленных дискурсивных механизмов в коммуникативном взаимодействии о сексуальности с различными партнерами, в условиях различных социальных институтов. Также отмечается вклад работы в исследование знания, конструируемого в процессе взаимодействия, сами условия взаимодействия. Рассматриваются дальнейшие возможности исследования феномена, обозначенного как коммуникативная дистанция, приватных и публичных условий, задаваемых с их помощью ограничений и перспектив в сексуальном дискурсе, их особенности в контексте различных культур. Намечаются перспективы дальнейших исследований.

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИОННОЙ РАБОТЫ НАШЛО ОТРАЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ АВТОРА:

1. На подходе к комплексному изучению социальных представлений о сексуальном насилии // Вестник Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 2002. №3. С. 66-73.

2. Методические приемы исследования представлений об изнасиловании // Ежегодник РПО. Психология и ее приложения. Т.9. Выпуск 3. М., 2002. С. 256-258.

3. Количественный анализ представлений об изнасиловании // Тезисы Международной научно-практической конференции студентов и аспирантов «Психология XXI века» / Под ред. В.Б.Чеснокова. СПб.: Издательство С.-Петербургского ун-та. 2002. С. 341-343.

4. Роль культуры в формировании конструктов «сексуальность», «тендер», «пол»»: историческая перспектива // Материалы научной конференции «Женщина в гражданском обществе». СПб, 2002. С. 251-253.

Заказ № 89/08/06 Подписано в печать 26.07.2006 Тираж 100 экз. Усл. п.л. 1.5

ООО "Цифровичок", тел. (495) 797-75-76; (495) 778-22-20 ^чЛ-У www.cfr.ru ; е-таИ:mfo@cfr.ru

Содержание диссертации автор научной статьи: кандидата психологических наук, Чернецкая, Ольга Вячеславовна, 2006 год

Введение.

Раздел I. Теоретические подходы к исследованию сексуальности.

Глава 1. Коиструкционизм и эссенциализм.

Общая характеристика подходов.

Аксиомы» эссенциалистского подхода, их критика в конструкционизме.

Методология копструкционизма в исследованиях сексуальности.

Глава 2. Социальное знание о сексуальности.

Сексуальные схемы.

Модель любовной карты.

Модель доминантной тендерной схемы.

Сексуальные скрипты.

Теория сексуальных скриптов в социологии.

Сексуальные сценарии как дискурсивные практики.

Сексуальные хронотопы.

Этносексуальные представления.

Раздел II. Эмпирическое исследование представлений о сексуальности как сексуального дискурса на границе культур.

Глава 3. Концептуальная схема исследования.

Теоретическая основа дискурс-анализа.

Основные понятия.

Программа исследования.

Процедура и методический инструментарий исследования.

Глава 4. Результаты анализа сексуального дискурса.

Конструирование социальной этнической позиции в сексуальном дискурсе.

Построение категоризаций, использование моральных оценок.

Дискурс о проституции.

Интерпретативпые репертуары в сексуальном дискурсе.

Ассоциированный интерпретативный репертуар.

Экспертный интерпретативный репертуар.

Использование интерпретативных репертуаров в сексуальном дискурсе.

Дискурсивные трудности участников коммуникативного взаимодействия о сексуальности.

Контекст использования интерпретативных репертуаров.

Сравнение с материалами глубинных интервью и письменных автобиографий.

Введение диссертации по психологии, на тему "Межкультурные различия представлений о сексуальности у русских и финнов"

Актуальность исследования. В современном мире темы, касающиеся пола, тендера, сексуальности поднимаются все чаще. В основном массив информации по сексуальной проблематике содержится в публичной сфере. При этом многие общие утверждения, носящие гипотетический характер, делаются с безапелляционностью якобы установленных медициной конечных истин. Однако социальное знание о сексуальности, включающее в себя многие «медицинские факты» - одна из тех областей, которые подвержены сильному культурно-историческому влиянию, а, следовательно, должны быть приняты к рассмотрению в социальной психологии вместе с социальным контекстом их возникновения.

Выбор темы исследования был связан с необходимостью концептуального прояснения и теоретического анализа социального знания о сексуальности. Интерес к проблематике стимулировался существующим в настоящее время противостоянием представителей медицинской сексологии и сексопатологии, не признающих культурно-исторический релятивизм, идеологическую нагруженность имеющегося знания о сексуальности, и социальных психологов, подчеркивающих его социальный характер, общественную обусловленность. Знание о сексуальности, продуцируемое в рамках медицинской сексологии, отличается ссылками на биологическую целесообразность и сводится к основным положениям биологического эссенциализма (Социальные и клинические проблемы сексологии и сексопатологии, 2002; Кришталь, Григорян, 2002). При этом не используется арсенал процедур научной саморефлексии, позволяющий выявить культурно-историческую относительность и идеологическую нагруженность социального знания о сексуальности, которым владеет и который в настоящее время интенсивно развивается в социальной психологии (Андреева, 2005; Герген, 1995а,б; Емельянова, 2006; Кон, 1997; 1999; Харре, 1995; Якимова, 1996, 1999). Научное знание, па которое опирается медицинская сексология, не соответствует запросам современного общества, тенденциям роста общественной толерантности, терпимости к инаковости человека, в том числе и сексуальной. Подход медицинской сексологии к практической работе становится непродуктивным, а временами даже наносящим вред, так как патологизирует многие сексуальные проявления. Опасность невнимания медицинской сексологии к наработкам социальных наук заключается также в отсутствии квалифицированной психотерапевтической при избыточной фармакологической помощи в случае проблем, связанных с сексуальностью.

Область сексуальности - во многом социальна, сексуальные отношения между людьми строятся на социальной почве, поэтому необходим анализ не столько медицинской, сколько социально-психологической стороны вопроса. При этом задача социальной психологии - изучение не столько реальных социальных отношений самих по себе, сколько их отражения в созиании людей, то есть анализ существующего социального знания в области сексуальности.

Необходимо также учитывать, что в современном мире растет число межнациональных контактов, в том числе и браков. Часто соседские отношения между странами, как в случае России и Финляндии, включают в себя разнонаправленные волны миграции, а при «перемешивании» населения присутствуют и сексуальные взаимоотношения. Трудности между партнерами возникают как из-за незнания особенностей сексуальной сферы представителя другой культуры, культурных различий, так и из-за сложности вербализации интуитивно зиаемых особенностей своей культуры. И здесь социальная этнопсихология со своим методологическим аппаратом выполняет важную задачу рефлексии, выявления и прояснения существующих межкультурных различий и культурных особенностей сексуальности и социального знания о ней. Получаемая таким образом в этнопсихологии информация оказывается полезным для более глубокого понимания представителями различных культур как друг друга, так и особенностей собственного знания о сексуальности, что, безусловно, влияет на повышение качества партнерских отношений. Межкультурная зона сама по себе - интересный контекст исследования, так как многие социальные представления, неявно предполагаемые и некритично разделяемые представителями одной культуры, становятся очевидными при столкновении с представлениями другой культуры (Роткирх, 2002).

Итак, актуальность темы определяется необходимостью осмысления социального, в том числе культурно-исторического, базиса обыденного, повседневного знания о сексуальности. Межкультурный разрез способствует проявлению тех феноменов, которые внутри родной культуры являются неявно предполагаемыми, а, следовательно, перефлексируемыми.

Основные понятия. В работе используется понятийный аппарат дискурсивной психологии. При этом сексуальный дискурс понимается как вид дискурса. Выделяются интерпретативные репертуары, которые в дискурсивной психологии рассматриваются как аналог социального знания, однако используемого в коммуникативном взаимодействии в повседневной практике людей как дискурсивное устройство, содержащее стилистические обороты, специфические грамматические конструкции, лингвистические метафоры, часто организуемые вокруг зрительных образов (Емельянова, 2006; Филлипс, Йоргенсен, 2004; Billig, 1991; Burr, 2004; Gilbert, Mulkay, 1984; Potter, Wetherell, 1987).

Цель исследования состояла в выявлении социального знания о сексуальности как сексуального дискурса в коммуникативном взаимодействии на границе финской и русской культур.

Основные задачи исследования:

1. Анализ и обобщение основных научных подходов, теоретических моделей социального знания о сексуальности, как специфичных для социальной психологии, так и возникших в рамках социологии, сексологии и др. дисциплин.

2. Обоснование методологических принципов конструкционистского подхода и дискурс-анализа при исследовании социального знания о сексуальности.

3. Разработка программы эмпирического исследования социального знания о сексуальности: конструирование глубинного интервью, апробирование процедуры дискурс-апализа.

4. Выявление дискурсивных средств и конструкций, используемых людьми в коммуникативном взаимодействии о сексуальности, прояснение их особенностей в условиях межкультурных контактов.

Теоретико-методологические основы работы. Теоретической предпосылкой исследования послужил конструкционистский социально-психологический подход (Андреева, 2005; Герген, 1995; Емельянова, 2006; Московичи, 1995; Харре, 1995; Якимова, 1996, 1999; Burr, 2004; Potter, Wetherell, 1987), предлагающий собственный аналитический аппарат для переосмысления накопленного знания о сексуальности. Согласно этому подходу социальное знание о сексуальности, во-первых, исторически и' культурно детерминировано (Кон, 1997, 1999; Фуко, 1996, 1999; Boswell, 1990;

Bullough, 1976; Fausto-Sterling, 2000; Herdt, 1984; Laqueur, 1990), и, во-вторых, конструируется в повседневной практике (Carter, 1996; Darke, 1996; Edwards, 1996; Potter, Speer, 2000). Основой конструкционистского подхода при исследовании сексуальности стали культур-антропологические, исторические, психологические, социологические исследования, ставящие под сомнение этноцентризм европейско-американской культуры и утверждающие многообразие возможных форм и вариаций сексуальности (Мид, 2001; Connel, Dowsett, 1999; Herdt, 1994; Rubin, 1999; Turner, 2000; Vance, 1989). Методологической основой работы выступил предлагаемый в дискурсивной психологии подход, согласно которому социальное знание о сексуальности рассматривается как конструируемое в разнообразных текстах, или дискурсах, в процессе коммуникативного взаимодействия. При этом конструируемый сексуальный дискурс выполняет коммуникативные функции в обыденной повседневной практике (Филлипс, Йоргенсен, 2004; Garfinkel, 1967; Potter, 2000; Potter, Hepburn, 2003; Potter, Wethereil, 1987; Sacks, 1992; Silverman, 1993).

Предметом теоретико-эмпирического исследования являлись интерпретативные репертуары сексуального дискурса, конструируемого в процессе коммуникативного взаимодействия между людьми, находящимися на стыке русской и финской культур.

Объектом исследования стали понимаемые как дискурсивная репрезентация коммуникативного взаимодействия, во-первых, тексты глубинных интервью на тему сексуальности и секса, проведенных с живущими в Финляндии иммигрантами из России с различным сроком пребывания в финской культуре и с разным уровнем выраженности русской и финской этнических идентичиостей, и, во-вторых, тексты экспертных интервью, проведенных со специалистами в области социологии и культур-антропологии.

Методы и достоверность полученных результатов. Исследование проводилось с помощью глубинных полуструктурированпых интервью на тему секса, сексуальности, которые фиксировалось на аудио-носители. Интервью подвергались транскриптированию, а полученные тексты, понимаемые как дискурсивная репрезентация коммуникативного взаимодействия, рассматривались в качестве объекта исследования. Полученные таким образом дискурсивные материалы в дальнейшем подвергались процедуре дискурс-анализа.

Достоверность и обоснованность выводов, сделанных в работе, обеспечивались методологической платформой программы исследования, использованием методов, адекватных предмету, задачам и гипотезам, осуществлением специальных процедур верификации, разработанных в дискурсивной психологии и методологии качественных исследований.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые в российской социальной психологии: ' • в исследовании использованы методология социального конструкционизма и как следствие, методический подход дискурсивной психологии, который опирается на нее;

• предпринята попытка синтеза теоретических конструкционистских построений, предложенных в культур-антропологических, феминистских и социально-психологических исследованиях;

• специально для исследования апробирован подход дискурсивной психологии, необходимый для выделения сексуального дискурса, его функций, а также для понимания самой ситуации интервью как взаимодействия;

• предпринята попытка изучения социального знания о сексуальности как дискурса, конструируемого в процессе межличностного коммуникативного взаимодействия между партнерами;

• теоретически и эмпирически обосновано единство дискурсивпо конструируемого социального знания о сексуальности и самого объекта этого знания. Выделены варианты дискурсивного взаимодействия о сексуальности, которые обозначены как ассоциированный и экспертный интерпретативные репертуары, выявлены коммуникативные ресурсы, используемые для построения сексуального дискурса: формулирование скриптов, конструирование категорий членства, использование оценочных практик, моральных оценок;

• показано, что использование различных дискурсивных ресурсов в коммуникативном взаимодействии о сексуальности выполняет функцию установления и регулирования коммуникативной дистанции между партнерами;

• предпринята попытка выявления существующих межкультурных различий социального знания о сексуальности, конструируемого в коммуникативном взаимодействии.

Теоретическое значение диссертации состоит в том, что в ней использован конструкционистский подход к исследованию социального знания о сексуальности. Сексуальная феноменология рассматривается в рамках социальной психологии как знание, дискурс, который конструируется в повседневном коммуникативном взаимодействии, возникающем между людьми. Сексуальный дискурс концептуализируется как вариативный, выполняющий определенные функции в коммуникативном взаимодействии. Вводится предположение о том, что дискурсивно выстраиваемое сравнение межкультурных различий социального знания о сексуальности позволяет проблематизировать нерефлексируемые практики собственной культуры. Исследование способствует более глубокому пониманию обыденного разговора о сексуальности, того, каким образом строится коммуникативное взаимодействие о сексуальности между партнерами, как сексуальный дискурс используется в повседневности.

Практическая значимость исследования определяется тем, что знание и учет социально-психологических закономерностей построения коммуникативного взаимодействия о сексуальности между партнерами в различных условиях может способствовать прояснению и совершенствованию социальных и межличностных отношений, в частности, при взаимодействии индивидов с психотерапевтом, врачом, социальным работником, при построении обучающих программ, направленных на сексуальное просвещение, при взаимодействии с потерпевшими от сексуального насилия в системе правосудия.

Особое направление возможного практического применения результатов работы представляет использование их в практике межкультурпого взаимодействия, так как в современном мире осуществляется множество межкультурных, в том числе и сексуальных контактов, заключаются межнациональные браки. На границах культур, при переходе человека из одной культурной среды в другую одним из аспектов адаптации является знакомство с социальным знанием о сексуальности, поскольку остро встают проблемы идентичности, не только этнической, но и гендерной и сексуальной. Таким образом, полученные данные могут быть использованы для построения программ тренингов, направленных па облегчение вхождения человека в инокультурную среду.

Данные исследования полезны для учебного процесса, так как развивают одно из методологических направлений современной социальной психологии -дискурсивной психологии. Предложенные методические приемы могут быть использованы при построении исследований других видов социального знания. Основные положения, выносимые на защиту:

1. Характер дискурсивного взаимодействия о сексуальности, выбор и использование интерпретативпого репертуара определяет и определяется коммуникативной дистанцией, устанавливаемой партнерами. При этом партнеры путем вариации интерпретативных репертуаров конструируют приемлемую для каждого дистанцию с использованием дискурсивных средств.

2. Использование ассоциированного интерпретативпого репертуара при дискурсивном взаимодействии о сексуальности характерно для ситуаций с устанавливаемой партнерами малой коммуникативной дистанцией. Ассоциированный интерпретативный репертуар выполняет функции конструирования ситуации сопереживания чувств, телесных ощущений, создания контекста «телесного» доверия между партнерами.

3. Использование экспертного интерпретативпого репертуара при дискурсивном взаимодействии о сексуальности характерно для публичных по характеру ситуаций, не предполагающих межличностного доверия и сближения. Функции экспертного интерпретативпого репертуара -конструирование, демонстрация социальной дискурсивной позиции партнеру по коммуникативному взаимодействию, увеличение и поддержание коммуникативной дистанции.

4. В условиях межэтнического контакта коммуникативное взаимодействие о сексуальности осуществляется с использованием преимущественно экспертного интерпретативного репертуара, при этом основной становится его функция конструирования социальной позиции.

Апробация работы проведена на заседании кафедры социальной психологии факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова. Материалы диссертации докладывались и обсуждались на проектной конференции "Другие русские"

Contrasting Russian Others") (Хельсинки, 2003 г.), всероссийской конференции "Психология и ее приложения" (Москва, 2001 г.), международной конференции "Психология XXI века" (СПб, 2002 г.), международной конференции «Женщина в гражданском обществе: история, философия, политика» (СПб, 2002 г.). Материалы исследования отражены в публикациях, а также в программе спецкурса «Психология сексуальности» для студентов факультета психологии Института бизнеса и политики г. Москвы.

Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы, включающего 230 наименований, из них 170 на иностранных языках, приложений. Объем основного текста диссертации составляет 156 страниц.

Заключение диссертации научная статья по теме "Социальная психология"

Заключение

В работе затронуты вопросы специфики дискурса о сексуальности, его функций в зависимости от контекста построения: как рассказа о своих чувствах и телесных переживаниях или как рассуждения о социальных сексуальных феноменах, а также специфики дискурсивно выстраемого сравнения сексуальных практик по этническому признаку. Дискурс-анализ полученных текстов интервью позволил сформулировать следующие выводы:

1. В коммуникативном взаимодействии о сексуальности в процессе интервью использовались два иптерпретативных репертуара, обозначенные как ассоциированный и экспертный, которые выполняли различные дискурсивные функции, встречались в различных коммуникативных контекстах и для конструирования которых применялись различные дискурсивные ресурсы.

2. Основные функции экспертного интерпретативного репертуара -установление и поддержание коммуникативной границы, конструирование социальной позиции, проблематизация чуждых выбранной дискурсивно категории членства сексуальных практик. Для выполнения этих функций в сексуальном дискурсе использоваись следующие средства: конструирование категорий членства, построение категоризаций, формулирование скриптов, конструирование моральных оценок сексуальных практик, рассматриваемых как близких, так и чуждых категории членства, из которой выстраивался дискурс. Дискурсивные ресурсы, с одной стороны, обеспечивали отстраненную позицию говорящего, с другой стороны, использовались в дискурсе для простраивапия собственной социальной позиции информанта. Использование экспертного интерпретативного репертуара в дискурсе о сексуальности характерно для публичных ситуаций, не подразумевающих межличностного доверия и сближения: в частности, он использовался как в контексте экспертных оценок (экспертная часть интервью), так и в контексте рассказа о своей личной сексуальной жизни в интервью.

3. Партнеры по коммуникативному взаимодействию не всегда были заинтересованы в конструировании и поддержании дискурсивной дистанции. В сексуальном дискурсе был . отмечен и обозначен ассоциированный интерпретативный репертуар, использование которого было характерно для ситуаций, подразумевающих доверие к собеседнику, желание рассказать о своих телесных ощущениях, переживаниях. В данном случае коммуникативная дистанция между партнерами оказывалась маленькой. Ассоциированный интерпретативный репертуар строился с использованием языка, лексикона телесных ощущений, переживаний информанта, позиция которого в данном случае - ассоциированная, в отличие от отстраненной при использовании экспертного интерпретативного репертуара. В основном АИР использовался в контексте рассказа о своей личной сексуальной жизни. Вместе с тем, с нашей точки зрения, основной функцией ассоциированного коммуникативного репертуара является конструирование в коммуникативном взаимодействии сопереживания чувств и телесных ощущений.

4. В процессе коммуникативного взаимодействия участниками использовалось конструирование категорий членства. В исследовании преимущественно было использовано устройство для категоризации «этнос» и категории членства «русский» и «финн». При этом интервьюер конструировал категории членства и устройства для категоризации через задаваемые вопросы. Это позволяло информантам конструировать сравнение сексуальных практик своей категории членства и практик категории членства из того же устройства для категоризации с их моральной оценкой: осуждением, обвинением, оправданием. Таким образом, ситуация межэтнического взаимодействия как контекст конструирования дискурса о сексуальности в пашем исследовании оказывала влияние на использование экспертного интерпретативного репертуара, усиливая и заостряя его функцию конструирования социальной позиции в дискурсе. Однако вместе с устройством для категоризации «этнос» информантами также были использованы устройства для категоризации «поколение, возраст», «гепдер», внутри которых информанты также дискурсивно выстраивали сравнение сексуальных практик выбираемой ими категории членства и категории членства из того же устройства для категоризации с их моральной оценкой обвинения, осуждения или оправдания. Такой контекст также способствовал проблематизации неэксплицируемых сексуальных практик.

5. Если в процессе коммуникативного взаимодействия о сексуальности один из партнеров - интервьюер - пытался сменить интерпретативный репертуар с экспертного на ассоциированный, «зайти» за установленную информантом дискурсивную границу, то информант обычно испытывал дискурсивные трудности, которые разрешал либо при помощи конструирования научного понятия или категории и, тем самым, ухода от использования АИР, либо при помощи конструирования отказа, демонстрации коммуникативной дистаиции и обозначения границы, за которой начинается «интимная» неэксплицируемая в интервью зона. В исследовании было отмечено, что такая ситуация характерна для контекста интервью, подразумевающего роль информанта не как близкого интервьюеру человека, а как информанта, который рассматривает использование АИР в контексте интервью невозможным. При этом, с другой стороны, в интервью с некоторыми информантами, а также в письменных сексуальных автобиографиях было отмечено использование АИР, что связывалось нами с активной позицией рассказчика своей истории. Таким образом, дискурсивно осуществлялась работа информанта (и интервьюера - в вопросах) с коммуникативными границами, устанавливаемыми в интервью о сексуальности. Основными функциями интерпретативных репертуаров, на наш взгляд, является установление коммуникативной дистанции между партнерами по взаимодействию о сексуальности. С другой стороны дискурс о сексуальности, по-видимому, сам задает степень интимности взаимодействия.

6. Построение дискурсивного взаимодействия о сексуальности, используемый интерпретативный репертуар выбирались партнерами по коммуникативному взаимодействию о сексуальности в связи с конструируемой ими коммуникативной дистанцией. При этом проблемы, возникающие в связи с использованием интерпретативных репертуаров - это возможное несоответствие интерпретативного репертуара (АИР или ЭИР) контексту, в котором они возникали, или иначе - коммуникативной дистанции, устанавливаемой между партнерами по взаимодействию. Чем более публична и менее интимна ситуация, тем в большей степени появляется ЭИР. И здесь, таким образом, фокус внимания в большей степени обращается на то, что понимается в культурах в качестве публичности, какими условиями обладают ситуации, рассматриваемые нами как интимные, приватные. Особенно это касается дискурсивного взаимодействия. Была обозначена дихотомия приватного и публичного в сексуальном дискурсе, существующая в западной культуре. Оказывается очевидным, что в сексуальном дискурсе переход от одного интерпретативного репертуара к другому является маркером, отмечающим эту границу. При этом величина зон приватного и публичного, определяемая в исследовании как способность использовать в публичном контексте АИР, колеблется в зависимости от культуры и культурных представлений об интимном и публичном. Исследование, несмотря на принятые «меры предосторожности»: этические ограничения, заблаговременное получение согласия информантов на проведение интервью, их подробное информормирование о цели интервью, методах соблюдения анонимности и конфиденциальности, - тем не менее сохраняло характер публичной беседы об интимной сфере. Данное противоречие информанты разрешали с помощью выбора способа дискурсивного перехода от АИР к ЭИР, которого они придерживались в дальнейшем.

Интерпретированные в работе материалы, сделанные выводы позволяют с новой точки зрения рассмотреть некоторые вопросы, касающиеся сексуального дискурса и репрезентации сексуальности в социуме. В частности, в более ранних исследованиях, посвященных сексуальному дискурсу и его построению в ходе интервью, отмечалось, что сексуальность у русскоговорящих людей по-прежнему остается табуированной темой, при этом в интервью возникали ситуации, когда согласно данным анализа у информантов не было слов, понятий для обозначения определенных сексуальных практик (Паченков, 2002). «Бедность сексуального лексикона» информантов неоднократно рассматривалась в качестве основного условия, затрудняющего сексуальный дискурс в ходе социологического интервью. Однако в этих исследованиях внимание не уделялось контексту прохождения этого интервью и имеющимся интерпретативиым репертуарам как дискурсивным ресурсам их построения. Ведь отсутствие в процессе коммуникативного взаимодействия определенных слов, метафор, грамматических и лексических конструкций вовсе не означает их «незнание» информантом или интервьюером. С нашей точки зрения, здесь вопрос заключается в использовании одного из интерпретативпых репертуаров, а также учет контекста, подходящих условий для сексуального дискурса, которые определяются представлениями о приватном и публичном в культуре. При этом, по всей видимости, здесь можно говорить о культурных отличиях между русской и финской культурами: конфигурации, системы правил, касающиеся сексуального дискурса, условий его возникновения отличаются. В русской культуре АИР используется преимущественно в коммуникативном взаимодействии, например, с сексуальным партнером или в ситуации общения с другом/подругой из одной возрастной группы или одного тендера. Существует ряд условий, делающих использование АИР в сексуальном дискурсе невозможным, и тогда партнеры по коммуникативному взаимодействию используют ЭИР, простраивая свои социальные позиции по отношению друг к другу, используя, например, медицинские термины, из которых выхолощены «телесные» «чувственные» оттенки и смыслы. В финской культуре вероятно также существуют различные интерпретативные репертуары в сексуальном дискурсе, однако их использование / неиспользование больше связано с прагматическими целями: в частности, АИР может являться дополнительной сексуальной практикой или средством обмена информацией, но не средством для установления и поддержания коммуникативной дистанции. При этом представляется, что условия сексуального дискурса более жестко регламентированы: отсутствует двойственность смысла происходящего. Вместе с тем, «телесный» язык, впрочем, как и «телесный» визуальный дискурс (видеоряды, фильмы, рекламные ролики) присутствуют и используются в публичном пространстве в финской культуре.

В русской культуре существуют различные публичные ситуации, которые в повседневной практике рассматриваются как проблематичные для сексуального дискурса. В частности, это касается построения программ сексуального образования, в связи с которыми возникает масса социальных дискуссий. С нашей точки зрения, основная проблема заключается в трудности использования АИР в сексуальном дискурсе в публичном контексте. Ведь преподаватель фактически вынужден строить дискурс, характерный для ситуаций общения приятелей, сексуальных партнеров, но не учителя и ученика. И уж совершенно невозможным оказывается дискурс телесных ощущений, в котором сексуальность может быть связана, например, с телесными переживаниями, удовольствием. С другой стороны, у детей сексуальный дискурс также строится в основном с использованием АИР, так как, по-видимому, у ребенка до определенного возраста еще отсутствуют категории и идеологические структуры, а также представления о коммуникативной дистанции и хронотопах сексуального дискурса, подходящих для вербальной экспликации сексуальных переживаний. При этом родители передают ребенку представления об условиях построения сексуального дискурса, используемых в различных ситуациях дискурсивных ресурсах, в частности, интерпретативных репертуарах, тем самым выстраивая конфигурации приватного-публичного пространства.

Еще одна область, в которой построение сексуального дискурса необходимо, но является спорным, так как вызывает переживания у того, кто говорит: дискурс жертв сексуального насилия, обратившихся за помощью в систему правосудия. Когда снимаются показания, выстраивается сексуальный дискурс, коммуникативное взаимодействие о сексуальности, в котором жертву обычно просят рассказать в подробностях все, что с ней произошло, включая все «телесные», ситуативные подробности происшедшего. Такая просьба фактически подразумевает использование АИР при построении описания сексуального насилия, а сама ситуация криминального интервью является публичной по своему характеру, что добавляет ощущения тяжести говорящей/говорящему (в психотерапевтической практике это квалифицируется как ретравматизация, а в юридической психологии - как вторичная виктимизация). Однако возникает предположение, что в подобной ситуации рассказать о случившемся, используя ЭИР, оказывается просто невозможным.

Вместе с тем, еще одной областью построения сексуального дискурса является ситуация взаимодействия с врачом. Представляется, что одним из характерных условий использования АИР в сексуальном дискурсе являются трудности или проблемы, переживаемые говорящим. Возможный коммуникативный контекст возникновения ассоциированного иптерпретативного репертуара - дискурсивное конструирование затруднений, жалоб, каких-либо болевых ощущений, что более характерно для коммуникации со специалистом в медицине, но также может возникать и в повседневном общении.

Также нужно отметить такое условие сексуального дискурса как коммуникативное взаимодействие по телефону. С одной стороны, сексуальные услуги, оказываемые по телефону - это ассоциированный интерпретативный репертуар, используемый для достижения сексуального удовлетворения в процессе коммуникативного взаимодействия. С другой стороны, в повседневной практике встречаются ситуации, обозначаемые в психиатрии как скатомания - стремление человека позвонить по телефону незнакомому собеседнику (в основном, другого по отношению к звонящему, тендера) и рассказать о переживаемых в настоящее время сексуальных ощущениях и совершаемых действиях, то есть использовать АИР, согласно данным нашего исследования. Известна реакция невольных партнеров по коммуникативному взаимодействию в этом случае: люди чувствуют себя растерянными и использованными. В данном случае, с нашей точки зрения, происходит слом коммуникативной границы без согласия на то партнера по коммуникативному взаимодействию. •

Также необходимо отметить, что в целом эксплицирование, репрезентация сексуальности, голого тела, которое сексуализировано, практик голого тела в русской культуре в публичном дискурсе создает коммуникативные трудности, что, возможно, сильно отличает русскую культуру от финской. В частности, если рассматривать понятие сексуального дискурса более широко, то в эту категорию могут попасть не только лингвистические, текстовые материалы, но и визуальные репрезентации, видеоряды, картины и т.д. Таким образом, возникает вопрос о том, что представляет из себя известная дихотомия порнография-эротика, какие визуальные дискурсивные средства используются для построения этих материалов и с какой целью.

Отдельно следует отметить саму возможность построения сексуального дискурса в условиях межкультурных контактов. Как показано в работе, в процессе коммуникативного взаимодействия о сексуальности может быть использован также экспертный интерпретативный репертуар, одной из функций которого является конструирование социальной позиции в сексуальном дискурсе. При этом в экспертном интерпретативном репертуаре как дискурсивный ресурс используется механизм идентификации с представителем какой-нибудь категории членства (этнос, тендер, возраст, социальное положение, статус и пр.) и построение сексуального дискурса с этих позиций, при одновременном сравнении собственных и чужих сексуальных практик, и параллельном вынесении моральных суждений о тех и о других. Представляется, что этот механизм работает при любых условиях использования ЭИР при построении сексуального дискурса, а благодаря этому выстраивается более прочная коммуникативная граница.

Список литературы диссертации автор научной работы: кандидата психологических наук, Чернецкая, Ольга Вячеславовна, Москва

1. Агеев B.C. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990.

2. Андреева Г.М. Психология социального познания. М.: Аспект Пресс, 2005.

3. Андреева Г.М. Социальная психология. М.: Аспект Пресс, 2004.

4. Белкип А.И. Третий пол. Судьбы пасынков природы. М.: Олимп, 2000.

5. Бем С. Линзы тендера: трансформация взглядов на проблему неравенства полов. М.: Изд-во «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004.

6. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995.

7. Бородай Ю.М. Эротика смерть - табу: трагедия человеческого сознания. М.: Русское феноменологическое общество, 1996.

8. Брунер Дж. Психология познания, М.: Прогресс, 1977.

9. Гофман И. Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта. М.: Изд-во ИП РАН, 2004.

10. Ю.Гэньон Д., Саймон У. Социальные источники сексуального развития // Сексология. Хрестоматия. / Под ред. Д.Н.Исаева. СПб.:ПИТЕР, 2001. С.91-102.

11. И.Герген (Джерджен) К.Дж. Движение социального конструкционизма в современной психологии // Социальная психология: саморефлексия маргинальное™: Хрестоматия / Под ред. М.П.Гапочки, Е.В.Якимовой. М.: ИНИОН, 1995а. С.51-73.

12. Герген (Джерджен) К.Дж. Социальная психология как история // Социальная психология: саморефлексия маргинальное™: Хрестоматия / Под ред. М.П.Гапочки, Е.В.Якимовой. М.: ИНИОН, 19956. С.23-50.

13. Донцов А.И., Емельянова Т.П. Концепция социальных представлений в современной французской психологии. М.: Изд-во МГУ, 1987.

14. Донцов А.И., Стефаненко Т.Г. Социальные стереотипы: вчера, сегодня, завтра // Социальная психология в современном мире / Под ред. Г.М.Андреевой, А.И.Донцова. М.: Аспект Пресс, 2002. С.76-95.

15. Квале С. Исследовательское интервью. М.: Смысл, 2003.

16. Келли Г.Ф. Основы современной сексологии. СПб.: ПИТЕР, 2000.

17. Кон И.С. Вкус запретного плода.' Сексология для всех. М.: Изд-во «Семья и школа», 1999.

18. Кон И.С. Лунный свет на заре. Лики и маски однополой любви. М.: Олимп, 1998.

19. Кон И.С. Сексуальная культура в России: клубничка на березке. М.: О.Г.И., 1997.

20. Кришталь В.В., Григорян С.Р. Сексология. Учебное пособие. М.: Изд-во «ПЕРСЕ», 2002.

21. Лейенс Ж.Ф., Дардеп Б. Основные концепции и подходы в социальном познании // Перспективы социальной психологии. М.: Эксмо, 2001.

22. Малиновский Б. Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии // Малиновский Б. Избранное: Динамика культуры. М.: Изд-во «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. С.439-862.

23. Мастере У., Джонсон В., Колодни Р. Основы сексологии. М.: МИР, 1998.

24. Мастере У., Джонсон В. Сексуальные реакции человека // Сексология. Хрестоматия / Под ред. Д.Н.Исаева. СПб.: ПИТЕР, 2001. С.56-67.

25. Мид Дж.Г. Философия акта// Личность. Культура Общество. 2001. Т.З. №1,2.

26. Мид М. Взросление на Самоа // Мид М. Культура и мир детства. М.: Наука, 1988. С.88-140.

27. Мид М. Опыт и индивидуальность средней девушки // Сексология. Хрестоматия / Под ред. Д.Н. Исаева. СПб.: ПИТЕР, 2001. С.380-386.

28. Мондимор Ф. Гомосексуальность. Естественная история. Екатеринбург: У-Фактория, 2002.

29. Московичи С. Предпосылки объяснения в социальной психологии // Социальная психология: саморефлексия маргинальпости. Хрестоматия / Под ред. М.П. Гапочки, Е.В. Якимовой. М.: ИНИОН, 1995. С.213-252.

30. Найссер У. Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной психологии.• Б.-.БГК, 1998.

31. Паченков О. К сексуальности через интервью: этнометодологический взгляд // В поисках сексуальности / Под ред. Е. Здравомысловой, А. Темкиной. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланип», 2002. С.559-586.

32. Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М.: Изд-во Международной педагогической академии, 1994.

33. Проблемы психологии дискурса / Под ред. Н.Д.Павловой, И.А.Зачесовой. М.: Институт психологии РАН, 2006.

34. Пузырей A.A. Несколько камней для сада Дерека Джармена // Вопросы методологии. 1999. №1-2. С.68-99.

35. Роткирх А. Советские культуры сексуальности // В поисках сексуальности / Под ред. Е.Здравомысловой, А.Темкиной. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 2002. С.128-171.

36. Рябов О. Свои и Чужие в межкультурном дискурсе: Опыт тендерного анализа // Методология исследования: преподавание иностранных языков в межкультурном пространстве. Тамбов: Тамбовский государственный университет, 2003. С. 240244.

37. Семенова В.В. Качественные методы: введение в гуманистическую социологию. М.: Добросвет, 1998.

38. Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М.: Смысл, 1998.

39. Социальные и клинические проблемы сексологии и сексопатологии. Материалы международной конференции. М., 2002.

40. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. Практикум. М.: Аспект Пресс, 2006.

41. Темкина А. Динамика сценариев сексуальности в автобиографиях современных . российских женщин: опыт конструктивистского исследования сексуальногоудовольствия // Тендерные тетради / Под ред. А.Клецина. СПб.: Изд-во ИС РАН, 1999. Вып.2. С.20-54.

42. Темкина А. Сценарии сексуальности и тендерные различия // В поисках сексуальности / Под ред. Е. Здравомысловой, А. Темкиной. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланип», 2002. С.247-286.

43. Трушкова СВ. Структура, динамика и функции социальных представлений (обзор) // Социальные и гуманитарные науки (отечественная и зарубежная литература). Серия 11, "Социология". М., 1996. №3. С.180-200.

44. Тхостов А.Ш. Психология телесности. М.: Смысл, 2002.

45. Филлипс Л., Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод. Харьков: Гуманитарный Центр, 2004.

46. Фрейд 3. Очерки по теории сексуальности // Толкование сновидений. М.: Эксмо, 2005а.

47. Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия // Толкование сновидений. М.: Эксмо, 20056.

48. Фуко М. Воля к истине. М.: Касталь, 1996.

49. Фуко М. Забота о себе. М.: Изд-во «Грунт», 1999.

50. Фуко М. Ненормальные. СПб.: Наука, 2004.

51. Харре Р. Метафизика и методология; некоторые рекомендации для социально-психологического исследования // Социальная психология: саморефлексия маргинальное™: Хрестоматия / Под ред. М.П.Гапочки, Е.В.Якимовой. М.: ИНИОН, 1995. С.74-93.

52. Шихирев П. Современная социальная психология. М.: Институт психологии РАН, 1999.

53. Якимова Е.В. Теория социальных представлений в социальной психологии: дискуссии 80-х 90-х годов: науч.-аналит. обзор. М.: ИНИОН, 1996.

54. Якимова Е.В. Социальное конструирование реальности: социально-психологические подходы: науч.-аналит. обзор. М.: ИНИОН, 1999.

55. Яргомская Н. Сценарии сексуального дебюта женщин: переход от традиционной к альтернативной модели // В поисках сексуальности / Под ред. Е.Здравомысловой, А.Темкиной. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 2002. С.287-315.

56. Abelson R.P. Psychological status of the script concept // American Psychologist. 1981.• Vol.36. P.715-729

57. Ahmed S. Strange encounters. Embodied others in Post-Coloniality. London: Routledge, 2000.

58. Archer J. Evolutionary social psychology // Introduction to Social Psychology (3rd ed.) / Ed. by M. Hewstone, T.W. Sroebe. Oxford: Blackwell Publishers, 2001. P.23-47.

59. Archer J. Sex differences in aggression between heterosexual partners: a meta-analytic review//Psychological Bulletin. 2000. Vol.126. №5. P.651-680.

60. Archer J., Vaughan A.E. Evolutionary theories of rape // Psychology, Evolution and Gender. 2001. Vol.3. №1. P.95-101.

61. Atkinson J.M., Heritage J. Structures of social action: studies in conversational analysis. Cambridge: Cambridge University Press, 1984.

62. Baker C.D. Membership categorization and interview accounts // Qualitative research: theory, method and practice / Ed. by D.Silverman. London, 1997. P.99-112.

63. Bell D. Perverse dynamics, sexual citizenship and the transformation of intimacy // Mapping desire: geographies of sexualities / Ed. by D.Bell, B.Valentine. London: Routledge, 1995. P.304-317.

64. Bell J.L. Character and cognition in modern pornography // Conference proceedings for Affective Encounters: rethinking embodiment in feminist media studies / Ed. by A.Koivunen, S.Paasonen. Turku: University of Turku, 2000. P.36-42.

65. Berkey В., Perelman-Hall Т., Kurdek L. The multidimensional scale of sexuality // Journal of Homosexuality. 1990. Vol.19. P.67-87.

66. Best D.L., Williams J.E. Sex, gender, and culture // Handbook of cross-cultural psychology: Vol. 3: Social behavior and applications / Ed. by J.W.Berry, Y.H.Poortinga, et al. Boston: Allyn & Bacon, 1997. P. 163-212.

67. Bickford J. Between Mars and Venus // Newsletter of the Society for the Psychological Study of Lesbian, Gay, and Bisexual Issues. 1997. Vol.13. №2. P.16-17.

68. Billig M. Ideology and opinions. London: Sage, 1991.

69. Bhugra D. Cross-cultural aspects of jealousy // International review of psychiatry. 1993. Vol.5. P.271-280.

70. Bhugra D. Disturbances in objects of desire: cross-cultural issues // Sexual and Relationship Therapy. 2000. Vol.15. №1. P.67-78.

71. Bohan J. Psychology and sexual orientation: Coming to terms. N.Y.: Routledge, 1996.

72. Bornstein K. Gender outlaw: On men, women and the rest of us. N.Y.: Routledge, 1994.

73. Boswell J. Sexual and ethical categories in premodern Europe // Homosexuality/heterosexuality: the concepts of sexual orientation / Ed. by D.P.McWhirter, S.A.Sanders, J.Machover Reinisch. New York: Oxford University Press, 1990. P. 15-31.

74. Brownmiller S. Against Our Will: Men, Women and Rape. N.Y.: Fawcett Columbine, 1976.

75. Bullough Vern L. Science in the bedroom. A history of sex research. New York: Basic Books, 1994.

76. Bullough Vern L. Sexual Variance in Society and History. New York: John Wiley & Sons, 1976.

77. Buss D.M. From vigilance to violence: mate retention tactics in married couples // Journal of Personality and Social Psychology. 1997. Vol.72. №2. P.346-361.

78. Buss D.M. Psychological sex differences. Origins through sexual selection // American Psychologist. 1995. Vol.50. №3. P.164-168.

79. Buss D.M. Sex differences in human mate preferences; evolutionary hypotheses tested in 37 cultures //Behavioral and brain sciences. 1989. Vol.12. P.l-49.

80. Buss D.M., Schmitt D.P. Sexual strategies theory: an evolutionary perspective on human mating // Psychological Review. 1993. Vol.100. №2. P.204-232.

81. Burr V. Social constructionism. N.Y.: Routledge, 2004.

82. Carpenter L.M. From girls into women: scripts for sexuality and romance in Seventeen ■ magazine, 1974-1994//Journal of Sex Research. 1998. Vol.35. №2. P.158-168.

83. Carter P. Breast Feeding and the social construction of heterosexuality, or "What breasts are really for" // Sex, Sensibility and the Gendered Body / Ed. by J.Holland, L.Adkins. Hampshire & London: Macmillan, 1996. P.99-119.

84. Coleman E. Assessment of sexual orientation // Journal of Homosexuality. 1987. Vol.14. P.9-24.

85. Coleman E., Gooren L., Ross M., Theories of gender transpositions: A critique and suggestions for further research // The Journal of Sex Research. 1989. Vol.26. P.525-538.

86. Connell R., Dowsell G. The unclean motion of the generative parts: frameworks in western thought on sexuality // Culture, society and sexuality. A reader / Ed. by R.Parker, P.Aggleton. London: Routledge, 1999. P. 179-196.

87. Darke G. Discourses on the menopause and female sexual identity // Sex, Sensibility and the Gendered Body / Ed. by J.Holland, L.Adkins. Hampshire & London: Macmillan, 1996. P.136-158.

88. Davenport W. Sexual patterns and their regulation in a society of the Southwest Pacific // Sex and Behavior/Ed. by F.A.Beach. N.Y.: John Wiley, 1965. P. 164-207.

89. De Cecco J.P., Shively M. From sexual identity to sexual relationships: A contextual shift // Journal of Homosexuality. 1984. Vol.9. P. 1-26.

90. Deutch H. The Psychology of women : A psychoanalytic interpretation. Volume 1,2. New York: Grune and Stratton, 1944-45.

91. Devor H. Gender blending. Confronting the limits of duality. Bloomington: Indiana University Press, 1989.

92. Devor H. Sexual orientation identities, attraction and practices of female-to-male transsexuals // Journal of Sex Research. 1994. Vol.30. P.303-315.

93. Devor H. Toward a taxonomy of gendered sexuality // Journal of Psychology and Human Sexuality. 1993. Vol.6. P.23-55.101. di Leonardo M. The gender/sexuality reader: Culture, history, political economy. Lancaster, New York: Routledge, 1997.

94. Donat P.L.N., White J.W. Re-examining the issue of non-consent in acquaintance rape // Sexuality, society and feminism / Ed. by C.B.Travis, J.W.White. Washington: APA, 2000. P.355-376.

95. Duncan N. Renegotiating gender and sexuality in public and private spaces // Body Space: destabilizing geographies of gender and sexuality / Ed. by N.Duncan. New York: Routledge, 1996. P.127-145.

96. Edgar T., Fitzpatrick M.A. Expectations for sexual interaction: A cognitive test of the sequencing of sexual communication behaviors // Health Communication. 1993. Vol.5. P.239-261.

97. Edwards D. Discourse and cognition. London: Sage, 1997.

98. Edwards D. Extreme case formulations: softeners, investment, and doing nonliteral // Research on language and social interaction. 2000. Vol.23. №4. P.347-373.

99. Edwards D. Script formulations: a study of event description in conversation // Journal of language and social psychology. 1994. Vol.13. №3. P.211-247.

100. Epstein D. Keeping them in their place: hetero/sexist harassment, gender and the enforcement of heterosexuality // Sex, Sensibility and the Gendered Body / Ed. by J.Holland, L.Adkins. Hampshire & London: Macmillan, 1996. P.202-221.

101. Essig L. Queer in Russia. A story of sex, self, and the other. London: Duke . University Press, 1999.

102. Fausto-Sterling A. Sexing the body. Gender politics and the construction of sexuality. N.Y.: Basic Books, 2000.

103. Frank A. W. Bringing bodies back in: A decade review // Theory, Culture and Society. 1990. Vol.7. P.131-162.

104. Freimuth, M., Hornstein, G. A critical examination of the concept of gender // Sex Roles. 1982. Vol.8. P.515-532.

105. Frith H., Kitzinger C. Reformulating sexual script theory. Developing a discursive psychology of sexual negotiation // Theory and Psychology. 2001. Vol.11. №2. P.209-232.

106. Gagnon J. H. Human sexualities. N.Y.: Scot Foresman, 1977.

107. Gagnon J. H., Simon W. Sexual conduct: The social sources of human sexuality.1. Chicago: Aldine, 1973.

108. Garfinkel H. Studies in ethnometology. New York: Prentice-Hall, 1967.

109. Geer J.H., Broussard D.B. Scaling heterosexual behavior and arousal: Consistency and sex differences // Journal of Personality and Social Psychology. 1990. Vol.58. P.664-671.

110. Giddens A. The transformation of intimacy. Sexuality, love and eroticism in modern societies. Cambridge: Polity Press, 1992.

111. Gilbert G.N., Mulkay M. Opening Pandora's box: a sociological analysis of scientist' discourse. Cambridge: Cambridge University Press, 1984.

112. Goffman E. Stigma: Note on the management of spoiled identity. N.Y.: Prentice-Hall, 1963.

113. Gonsiorek J., Sell R., Weinrich J. Definition and measurement of sexual orientation // Suicide and Life-Threatening Behavior. 1995. Vol.25. P.40-51.

114. Haavio-Mannila E. Afternoon dances: drinking contexts for women // Social drinking context. Research Monograph No.7. Proceeding of a Workshop. Washington, 1979.1. P.85-102.

115. Haavio-Mannila E. Erotic relations at work // Finnish Work Research Bulletin. 1988. Vol.2b. P.12-15.

116. Haavio-Mannila E., Kontula 0. Sexual Pleasures Enhancement of sex life in Finland 1971-1992. Aldershot: Dartmouth, 1995.

117. Haavio-Mannila E., Kontula O. Sexual trends in the Baltic Sea area. Helsinki: Publications of the Population Research Institute, 2003.

118. Haavio-Mannila E., Kontula 0., Rotkirch A. Sexual lifestyles in the twentieth century. A research study. London & New York: Palgrave, 2002.

119. Harre R., Gillet G. The discursive mind. London: Sage, 1994.

120. Harre R., Stearns P. Discursive psychology in practice. London: Sage, 1995.

121. Hart A. (Re)constructing a Spanish red-light district. Prostitution, space and power // Mapping desire: geographies of sexualities / Ed. by D.Bell, B.Valentine. London: Routledge, 1995. P.214-229.

122. Herdt G.H. Ritualized homosexuality in Melanesia. Berkeley: University of California Press, 1984.

123. Herdt G.H. Third sex, third gender: Beyond sexual dimorphism in culture and • history. New York: Zone Books, 1994/

124. Herdt G.H. Same sex, different cultures: Gays and lesbians across cultures. New York: Westview Press, 1997.

125. Hollway W. Gender difference and the production of subjectivity // Feminism and sexuality. A reader / Ed. by S.Jackson, S.Scott. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1996. P.84-100.

126. Howard J. A. A structural approach to sexual attitudes: Interracial patterns in adolescents'judgments about sexual intimacy// Sociological Perspectives. 1988. Vol.31. P.88-121.

127. Hubburd P. Desire/disgust: mapping the moral contours of heterosexuality // Progress in Human Geography. 2000. Vol.24. №2. P. 191-217.

128. Hynie M., Lydon J., Cote S., Wiener S. Relational sexual scripts and women's condom use: The importance of internalized norms // Journal of Sex Research. 1998. Vol.35. P.370-380.

129. Jackson S. The social context of rape: Sexual scripts and motivation // Rape and Society: Reading on the problem of sexual assault / Ed. by P.Searles, R.J.Berger. Boulder, CO: Westview Press, 1995. P. 16-27.

130. Jackson S., Scott S. Sexual Skirmishes and feminist factions. Twenty-five years of debate on women and sexuality // Feminism and sexuality. A reader / Ed. by S.Jackson, S.Scott. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1996. P. 1-34.

131. Jefferson G. An exercise in the transcription and analysis of laughter // Handbook of discourse analysis / Ed. by T.A.van Dijk. London: Academic Press, 1985. P.25-34.

132. Jones R., De Cecco J.P. The femininity and masculinity of patterns in heterosexual and homosexual relationships //Journal of Homosexual. 1982. Vol.8. P.37-44.

133. Kahn A.S., Andreoli Mathie, Torgler C. Rape scripts and rape acknowledgement // . Psychology of Women Quarterly. 1994, Vol.18. P.53-66.

134. Katz J. Gay American History. New York: Avon Books, 1976.

135. Katz J. Gay/Lesbian almanac. New York: Harper and Row, 1983.

136. King D. Gender confusions: psychological and psychiatric conceptions of transvestism and transsexualism // The making of the modern homosexual / Ed. by K.Plummer. London: Hutchinson, 1981. P. 155-183.

137. Kinsey A., Pomeroy W., Martin C. Sexual behavior in the human male. Philadelphia: WB Saunders Company, 1948.

138. Klein F., Sepekoff B., Wolf T. Sexual orientation: A multi-variable dynamic process H Journal of Homosexuality. 1985. Vol.12. P.35-49.

139. Knopp L. Sexuality and urban space a framework for analysis // Mapping desire: geographies of sexualities / Ed. by D.Bell, B.Valentine. London: Routledge, 1995. P.149-160.

140. Kurth S.B., Spiller B.B., Travis C.B. Consent, power and sexual scripts: Deconstructing sexual harassment // Sexuality, society and feminism / Ed. by C.B.Travis, J.W.White. Washington: APA, 2000. P.323-354.

141. Laqueur T. Making sex: body and gender from the Greeks to Freud. Cambridge: Harvard University Press, 1990.

142. Laumann E., Gagnon J., Michaels R., Michael S. The social organization of sexuality: Sexual practices in the United States. Chicago: University of Chicago Press, 1996.

143. Laws J.L., Schwartz P. Sexual scripts: the social construction of female sexuality. Washington, DC: University Press of America, 1977.

144. Lorber J. Beyond the binaries: Depolarizing the categories of sex, sexuality, and gender// Sociological Inquiry. 1996. Vol.66. P. 143-159.

145. Luria Z., Rose M.D. Psychology of Human Sexuality. New York: Wiley Mandler, JM, 1979.

146. MacDonald A. A little bit of lavender goes a long way: A critique of research on sexual orientation // Journal of Sex Research. 1983. Vol.19. P.94-100.

147. MacKinnon C. Feminism, Marxism, method and the state: An agenda for theory // Signs: Journal of Women in Culture and Society. 1983. Vol.7. P.515-544.

148. Markus H., Zajonc R.B. The cognitive perspective in social psychology // Handbook of Social Psychology, 3rd Ed. / Ed. by L.Gardner et al. New York: Oxford University Press, 1985. P.137-230.

149. Marshall J. Pansies, perverts and macho men: changing conceptions of male homosexuality // The making of the modern homosexual / Ed. by K.Plummer. London: Hutchinson, 1981. P. 133-154.

150. Marttila A. Consuming sex Finnish male clients and Russian and Baltic prostitution // Paper presented at Gender and Power in the New Europe, the 5th European Feminist Research Conference. August 20-24. 2003. Sweden.

151. Masters W.H., Johnson V.E., Kolodny R.C. Human sexuality (5th ed.). N.Y., 1995.

152. Mcintosh M. The homosexual role // The Making of the Modern Homosexual / Ed. by K.Plummer. London: Hutchinson, 1981. P.30-49.

153. Money J. Lovemaps: Clinical concepts of sexual/erotic health and pathology, paraphilia, and gender: Transposition of childhood, adolescence, and maturity. New York: Irvington Publishers, 1986.

154. Money J. Gay, straight and in-between: the sexology of erotic orientation. New York: Oxford University Press, 1988.

155. Money J. Agenda and . Credenda of the Kinsey scale // Homosexuality/heterosexuality: the concepts of sexual orientation / Ed. by D.P.McWhirter, S.A.Sanders, J.Machover Reinisch. New York: Oxford University Press, 1990. P.41-60.

156. Money J. Sin. Sickness, or status? Homosexual gender identity and psychoneuroendocrinology // Psychological Perspectives on Lesbian and Gay Male Experiences / Ed. by L.D.Garnets, D.C.Kimmel. New York: Columbia University Press, 1993. P.130-165.

157. Money J. Gendermaps: Social constructionism, feminism, and sexosophical history. New York: The Continuum Publishing Company, 1995.

158. Munt S. The lesbian flaneur // Mapping desire: geographies of sexualities / Ed. by D.Bell, B.Valentine. London: Routledge, 1995. P.l 14-125.

159. Murphy T. Gay science: The ethics of sexual orientation research. New York: Columbia University Press, 1996.

160. Myslik W.D. Renegotiating the social/sexual identities of places // Body Space: destabilizing geographies of gender and sexuality / Ed. by N.Duncan. London: Routledge, 1999. P. 156-169.

161. Nagel J. Ethnicity and sexuality // Annual Review of Sociology. 2000. Vol. P. 107133.

162. Nagel J. Masculinity and nationalism: Gender and sexuality in the making of notions //Ethnic and Racial Studies. 1998. Vol.21. P.242-269.

163. Nagel J. Ethnosexual frontiers in war zones //Nómadas. 2003. Vol.19. P. 180-187.

164. Nanda S. The Hijras of India: cultural and individual dimensions of an institutionalized third gender role // Culture, society and sexuality. A reader /Ed. by R.Parker, P.Aggleton. London: Routledge, 1999. P.226-239.

165. Opler M.K. Anthropological and cross-cultural aspects of homosexuality // Sexual Invertion / Ed. by J.Marmor. N.Y., 1965. P. 108-123.

166. Pillard R.C., Weinrich J.D. The periodic table of the gender transpositions: Part I. A theory based on masculinization and defeminization of the brain. // The Journal of Sex Research. 1987. Vol.23. P.425-454.

167. Plummer K. Documents of life: An introduction to the problems and literature of a humanistic method. London: Allen and Unwin, 1983.

168. Plummer K. Homosexual categories: some research problems in the labeling perspective of homosexuality // The making of the modern homosexual / Ed. by K.Plummer. London: Hutchinson, 1981. P.53-76.

169. Plummer K. Telling sexual stories: Power, change and social worlds. London: Routledge, 1995.

170. Potter J. Discourse analysis // Handbook of data analysis / Ed. by M.Hardy, A.Bryman. London: Sage Publication, 2003. P.607-624.

171. Potter J. Discourse analysis as a way of analyzing naturally occurring talk // Qualitative research: Theory, method and practice / Ed. by D.Silverman. London: Sage Publications, 2004. P. 144-160.

172. Potter J. Studying the standardized survey as interaction // Qualitative Research. 2003. Vol.3. №2. P.269-278.

173. Potter J. Post-cognitive psychology // Theory and Psychology. 2000. Vol.10. №1. P.31-37.

174. Potter J., Hepburn A. Discourse analytic practice // Qualitative research practice / Ed. by C.Seale, D.Silverman, J.Gubrium, G.Gobo. London: Sage Publications, 2003. P. 180196.

175. Potter J., Speer S.A. The management of heterosexist talk: conversational resources and prejudiced claims // Discourse and Society. 2000. Vol.11. №4. P.543-572.

176. Potter J., Wetherell M. Discourse and social psychology. London: Sage Publications, 1987.

177. Pryor J.B., Merluzzi T.V. The role of expertise in processing social interaction scripts • //Journal of Experimental Social Psychology. 1985. Vol. 21. P.362-379.

178. Rapley T.J. The art(fullness) of open-ended interviewing: some considerations on analyzing interviews // Qualitative Research. 2001. Vol.1. №3. P.303-323.

179. Reid P.T., Bing V.M. Sexual roles of girls and women. An ethnocultural lifespan perspective // Sexuality, society and feminism / Ed. by C.B.Travis, J.W.White. Washington: APA, 2000. P.141-166.

180. Rich A. Compulsory heterosexuality and lesbian existence // Culture, society and sexuality. A reader / Ed. by R.Parker, P.Aggleton. London: Routledge, 1999. P. 199-225.

181. Richardson D. Contradictions in discourse: gender, sexuality and HIV/AIDS // Sex, Sensibility and the Gendered Body / Ed. by J.Holland, L.Adkins. Hampshire & London: Macmillan, 1996. P.161-177.

182. Richardson D. The dilemma of essentiality in homosexual theory // Journal of Homosexuality. 1984. Vol.9. P.79-90.

183. Rose S., Frieze I. Young singles' contemporary dating scripts // Sex Roles. 1993. Vol.28. P .499-509.

184. Rostosky S.S., Travis C.B. Menopause and sexuality. Ageism and sexism unite // Sexuality, society and feminism / Ed. by C.B.Travis, J.W.White. Washington: APA, 2000. P. 181-209.

185. Rotkirch A. The man question: Loves and lives in late 20th century Russia. Helsinki: University of Helsinki Department of Social Policy, 2000.

186. Roulston K. Data analysis and 'theorizing as ideology' // Qualitative Research. 2001.1. Vol.1. №3. P.279-302.

187. Rubin G.S. Thinking sex: notes for a radical theory of the politics of sexuality // Culture, society and sexuality. A reader / Ed. by R.Parker, P.Aggleton. London: Routledge, 1999. P.143-178.

188. Rust P. Bisexuality: A contemporary paradox for women // Journal of Social Issues. 2000. Vol.56. P.205-222.

189. Rust P. Finding a sexual identity and community: Therapeutic implications and cultural assumptions in scientific models of coming out // Preventing heterosexism and homophobia / Ed. by E.Rothblum, L.Bond. Thousand Oaks, CA: Sage, 1996.

190. Sacks H. Lectures on conversation. Oxford: Blackwell, 1992.

191. Shively M.G., De Checco J.P. Components of sexual identity // Psychological Perspectives on Lesbian and Gay Male Experiences / Ed. by L.D.Garnets, D.C.Kimmel. New York: Columbia University Press, 1993. P.80-88.

192. Silverman D. Interpreting qualitative data: methods for analyzing talk, text and interaction. London: Sage, 1993.

193. Simon W., Gagnon H. Sexual Scripts // Culture, society and sexuality. A reader / Ed. ' by R.Parker, P.Aggleton. London: Routledge, 1999. P.29-39.

194. Smart C. Desperately seeking post-heterosexual woman // Sex, Sensibility and the Gendered Body / Ed. by J.Holland, L.Adkins. Hampshire & London: Macmillan, 1996. P.222-241.

195. Sontag S. Styles of radical will. N.Y.: Seeker & W, 1969.

196. Sparke M. Displacing the field in fieldwork. Masculinity metaphor and space // Body Space: destabilizing geographies of gender and sexuality / Ed. by N.Duncan. New York: Routledge, 1999. P.212-233.

197. Speer S., Potter J. The management of heterosexist talk: conversational resources and prejudiced claims // Discourse & Society. 2000. Vol.11. №4. P.543-572.

198. Stein E. Essentialism and constructionism about sexual orientation // Philosophy of Biology / Ed. by M.Ruse, D.Hull. Oxford: Oxford University Press, 1998. P.427-442.

199. Stein E. The mismeasure of desire: The science, theory and ethics of sexual orientation. Oxford: Oxford University Press, 1999.

200. Suggs R.C. Marquesan sexual behavior. New York: Harcourt, Brace & World, 1966.

201. Suppe F. In defense of a multidimensional approach to sexual identity // Journal of Homosexuality. 1985. Vol.10. P.7-14.

202. Tani S. Whose place in this space? Life in the street prostitution area of Helsinki, Finland // International Journal of Urban and Regional Research. 2002. Vol.26. №2.• P.343-359.

203. Thomson R., Scott S. Researching sexuality in the light of AIDS: Historical and methodological issues. WRAP Paper 5. London, 1990.

204. Turner W.B. A genealogy of queer theory. Philadelphia: Temple University Press, 2000.

205. Valentine G. (Re)negotiating the heterosexual street. Lesbian productions of space // Body Space: destabilizing geographies of gender and sexuality / Ed. by N.Duncan. New York: Routledge, 1999. P.146-155.

206. Vance C.S. Anthropology rediscovers sexuality. A theoretical comment // Culture, society and sexuality. A reader / Ed. by R.Parker, P.Aggleton. London: Routledge, 1999. P.39-54.

207. Vance C.S. Social construction theory: Problems in the history of sexuality // Homosexuality, Which Homosexuality? / Ed. by A.van Kooten, T.van Der Meer. Amsterdam: An Dekker/Schorer, 1989. P.13-34.

208. Walkowitz J.R. Prostitution and Victorian society. Cambridge: Cambridge UP, 1980.

209. Weeks J. Discourse, desire and sexual deviance: some problems in a history of homosexuality // Culture, society and sexuality. A reader / Ed. by R.Parker, P.Aggleton. London: Routledge, 1999. P. 119-141.

210. Weinrich J. The periodic model of gender transpositions: Part II. Limerant and lusty sexual attraction and the nature of bisexuality // The Journal of Sex Research. 1987. Vol.24. P.l 13-129.

211. Weinrich J. Sexual landscapes: Why we are what we are, why we love whom we love. New York: Charles Scribner's Sons, 1987.

212. Whalen R.E., Geary D.C.,. Johnson F. Models of sexuality // Homosexuality/heterosexuality: the concepts of sexual orientation / Ed. by D.P.McWhirter, S.A.Sanders, J.Machover Reinisch. New York: Oxford University Press, 1990. P.61-70.

213. Woods G. Fantasy islands. Popular topographies of marooned masculinity // Mapping desire: geographies of sexualities / Ed. by D.Bell, B.Valentine. London: Routledge, 1995. P. 126-148.